Родные гнездовья
Шрифт:
Губернатор, усвоивший до автоматизма правила придворной игры, ответил новой улыбкой: что-де спросишь с чиновников, доставшихся мне в наследство от губернатора-солдафона, однако далее из лекции он почти ничего не запомнил.
Журавский же, подробно изложив научные основы будущего северного земледелия и подчеркнув еще раз сказанное о несметных ископаемых богатствах, сделал вывод:
— Не вольет Печорский край свои живительные соки в иссыхающий организм России, если не проложим мы там железных дорог, не наладим морские и речные перевозки, не организуем правительственные изыскания и разработку
Спасибо вам, дамы и господа, за внимание к этому чудесному краю...
Журавский поклонился публике, но, разгоряченный и взволнованный, не уходил из-за импровизированной кафедры.
«Как бы хорошо на этом закончить, — подумал Шидловский, — а то пойдут сейчас растравленные быки на него лавиной, и еще не известно, чем все кончится».
Из средних рядов неожиданно поднялся Афанасьев, архангельский старожил, большой друг ученых, и задал вопрос не Журавскому, как следовало ожидать, а Сосновскому:
— Как господин губернатор смотрит на богатства Печорского края?
Василий Захарович, видимо, хотел уличить губернатора, заставив высказаться откровенно, серьезно, но это было сделать нелегко.
— Богатства видят все, — спокойно ответил губернатор, — миражи — воспаленные глаза одиночек. Надо отдать должное господину Журавскому: в зал мы вошли бедняками, уходим — сказочными богачами! — улыбнулся Сосновский, поклонившись Журавскому.
— Ха-ха-ха! — прокатилось по рядам.
— Господин председатель общества, — поднялся рядом с губернатором Питирим Сорокин, — позвольте?
— Просим, просим вас, господин Сорокин, рады будем услышать комментарии ученого-зырянина.
— От комментариев воздержусь — я не геолог и не географ, — худой рыжий приват-доцент с достоинством оглядел зал, видимо подчеркивая, что он в отличие от губернатора собирается вести серьезную полемику. — Отмечу: господин Журавский — неистовый и самоотверженный исследователь Севера. Мне неясно одно: Андрей Владимирович в обширных статьях и в лекции с присущей ему увлеченностью ратует за переселение крестьян в Печорский край на «богатейшие поймы» — использую определение лектора. Какую цифру десятин «богатейших лугов» может назвать нам господин Журавский?
— Обратимся к статистике, к вашей области познаний, Питирим Андреевич: в Архангельской губернии пригодных под сельское хозяйство земель числится тридцать два миллиона десятин. Если сократить эту цифру наполовину и разделить на крестьянский надел шестьдесят десятин, то получим... четверть миллиона наделов.
— Мы с профессором Жаковым, — кивнул Сорокин на длинноволосого, похожего на монаха соседа, — полагаем, что эти наделы — миф, способный привести к обманутым надеждам и разорению четверти миллиона крестьян.
— Совершенно верно, — согласился Журавский, — если эти земли рассматривать только в аграрно-стратегическом плане. Наше правительство занимается переселением излишка крестьянских семей, лишенных работы вследствие архаичности форм землеустройства и землепользования в центральных губерниях России. Я же ставлю вопрос о заселении края, обладающего несметными запасами сырья, лежащего
— Риторика! — махнул рукой Сорокин.
— Нет, господин Сорокин, — твердо возразил Журавский. — Без освоения богатств Севера России могущественной не быть!
— Мифы, всё это мифы, — подытожил приват-доцент и с достоинством опустился на стул рядом с губернатором.
— А в вашем лозунге: «Север — зырянам!» — национализм, указывающий на незрелость его идеологов.
— Мы защищаем интересы своего народа! — вскочил Сорокин.
Профессор Жаков властно взял его за рукав, усадил на место, видимо считая дальнейший спор недостойным ни себя, ни своего молодого коллеги [21] .
21
П. Сорокин и К. Жаков, эмигрировав после Октября 1917 года из России, долго и настойчиво проповедовали национализм за рубежом.
Слова попросил Владимир Русанов, вот уже второй год исследующий острова Новой Земли.
— Господа, полемика свелась к вопросам заселения Севера, я же хочу уточнить прогнозы господина Журавского относительно горных богатств.
— Пожалуйста, — повернулся к нему Андрей, медленно, с усилием подавляя в себе раздражение после острых реплик приват-доцента.
— Оговорюсь с самого начала, — продолжил Русанов. — Андрей Владимирович только благодаря своему самоотверженному труду стал признанным исследователем Печорского края, и все, что имел он честь сообщить нам, заслуживает пристального внимания науки, несмотря на новизну взглядов и ошеломляющие выводы. Еще раз подчеркиваю, что я не отрицаю общих воззрений господина Журавского, коснусь лишь частностей.
— Каких именно? — спросил Андрей.
— Идею о постройке железной дороги в Печорском крае вы базируете на найденных вами каменных углях Северного Урала и ухтинской нефти.
— Безусловно.
— Но неизвестны их запасы. Коровы нет, а покупаем подойник!
— Вот именно, — поддержал губернатор.
— Что касается печорских углей, то согласен — залежи их требуют правительственных изысканий. Однако в запасах ухтинской нефти, по исследованиям русских горных инженеров, сомневаться не приходится, — сдержанно ответил Журавский.
— Мне это известно из вашей брошюры «Ухтинская нефть», но инженер Стекле утверждает обратное, — возразил Русанов.
— Стекле из любимых вами французов, а где они и англичане утверждают «нет», русским надо слышать «да». — В ответе Журавского, раздраженного непонятной ему настойчивостью Русанова, его близостью к губернатору, сквозила обида на пронырливых иностранцев и укор Русанову. — Читал и я вашу статью, где вы предлагаете все горные богатства, естественное сырье и продукты Севера вывозить на английские рынки и тем самым оживить Печорский край и Сибирь «без тех фантастических затрат, накоторых настаивает небезызвестный, хотя и очень увлекающийся, исследователь Журавский», — процитировал на память окончание статьи Андрей.