Родом из детства
Шрифт:
Такие люди, как я, всегда находятся в зоне риска. Кто много пил или злоупотреблял наркотиками, тому уже никогда не стать снова до конца полноценным человеком. Он навсегда останется инвалидом и ветераном той ужасной войны: беспощадной войны с самим собой. (Вы уж простите меня за непроизвольный пафос.)
Самое интересное, что у меня не было никаких предпосылок для срыва. Ни одной видимой и достаточно веской причины для пьянства. Напротив. Меня уже ласкали лучи разгорающейся славы. Одна за другой вышли три моих книги. Последняя имела оглушительный успех. Я получил
Творческие встречи, интервью…
Одна московская киностудия купила мой сценарий за восемь тысяч долларов.
И на актёрском поприще я преуспел.
Жирная роль в популярном сериале, участие в нескольких юмористических шоу…
Я не был богат. Но материальное положение укрепилось настолько, что я даже стал подумывать о приобретении автомобиля.
Словом, всё было в полном порядке. Сияло солнце Аустерлица! Ветер радужных надежд и беспечного позитива раздувал паруса моей флотилии! Я мчался на всех парах вперёд, навстречу будущим победам, богатству и славе.
Сами собой, почти экспромтом, сочинялись стихи:
Кто-то покой мой украл и забычил.Мне тридцать пять, я не стар и не слаб.С волчьим упорством бегу за добычейВ виде успеха, денег и баб.Да, я был в меру молод, здоров и полон сил и энергии!
Но!
Что-то мелкое, страшное, необъяснимое точило меня изнутри. Какой-то мерзкий червь, паразит какой-то выгрыз в моём сердце маленькую норку и поселился в ней, распуская по сердцу отраву. Время от времени меня охватывала беспричинная тревога. Я игнорировал её, пытался её не замечать. Но по ночам просыпался в холодном поту, с бешено бьющимся сердцем, с дрожью в руках… Меня преследовали кошмары, которые, проснувшись, я вспомнить не мог.
Это нервное, успокаивали меня знакомые. Обыкновенное переутомление. Тебе просто нужно сбавить темп, отдохнуть чуток. Ведь в остальном у тебя сейчас всё в ажуре.
Нет, были, конечно, всякие незначительные неприятности. Я старался не придавать им значения. А они – неприятности – копились, вероятно, и росли. В подсознании моём копошились, как пауки в закрытой банке.
Жена подала на алименты и запретила видеться с детьми. Школьный товарищ взял на неделю в долг три тысячи баксов, а через два дня разбился по пьяни в автокатастрофе; говорят, был в совершенно невменяемом состоянии. Появилась сумасшедшая поклонница, которая звонила по десять раз на день и умоляла сделать ей ребёнка. Любовница поставила ультиматум: либо расписываемся, либо расходимся…
И ко всему этому меня угораздило… влюбиться. Ей-богу, втюрился по самое не хочу, как мальчишка.
Кто мог предположить, что это может случиться с тридцатипятилетним мужиком? Кто мог предположить, что это вообще когда-нибудь может со мной случиться? Кто? Только
Нет никакой любви, думал я раньше. Любовь – это гремучая смесь из полового влечения, самообмана и желания быть любимым.
Любовь – гласит древняя народная мудрость – придумали мужчины, чтобы денег не платить.
Любовь – это игра. Выигрывает всегда тот, кто любит меньше, кто не теряет над собой контроля и не поддаётся азарту.
Любовь – для малолетних неврастеников и романтических натур со слабо выраженным эго.
Любовь – неиссякаемая тема для всевозможных поэтов и писателей.
Короче, выдумка, сказка, бред…
Таково было моё мнение об этой ерунде.
Но вот я встретил её…
Она работала официанткой в ресторане «Нептун» на улице Воровского. Название «Нептун» никаким образом не отразилось на интерьере ресторана, а равно и на меню, в котором было лишь одно рыбное блюдо – точнее, рыбное наполовину – блины с красной икрой.
Дешёвенький такой ресторанчик в мрачном полуподвальном помещении. На стенах висели фотографии знаменитостей, которые якобы бывали в «Нептуне». Но я слабо верю в то, что там когда-нибудь ужинал Пол Маккартни или хотя бы полузабытый Иосиф Кобзон.
Мы спустились туда под вечер, часов в шесть, чтобы тихо-мирно поесть-попить да поболтать о том о сём. Нас было трое – я, Вася Солованов и Слава Миконороф. Мы вместе снимались в «пилотной» серии нового ситкома. После съёмок решили продлить общение.
Все столики в зале были заняты. Но когда мы вошли, одна компания из четырёх студентов уже расплачивалась и собиралась уходить. Мы чуть-чуть подождали и заняли их места.
На столике – крошки, грязная посуда, переполненная окурками пепельница…
Я спросил проходящую мимо официантку с крохотной родинкой над верхней губой:
– Девушка, можно со стола убрать?
Та на ходу ответила:
– Да, конечно, убирайте.
Солованов удивлённо приподнял брови, Миконороф нахмурился, а я рассмеялся, настолько мне это показалось забавным.
Через некоторое время Родинка всё-таки убрала со стола и раздала кожаные папки с меню.
Не мудрствуя лукаво, мы заказали по чашке чая и шесть горячих сэндвичей, хотя Слава уверял, что кушать не будет.
– Как вас зовут? – поинтересовался я у официантки.
– Я вас умоляю, – скривила она своё симпатичное личико и удалилась.
– Однако, – протянул Солованов.
Пока ожидали заказ, Вася переписывался смсками с молодой и взбалмошной женой, а Слава Миконороф пел мне дифирамбы.
– Вот ты, – говорил он, – ты – другое дело. Ты молодец! Ты просто красавчик: за словом в карман не лезешь, тем более в чужой. Ты остроумен, находчив… А у меня – повторяю – синдром лестничной площадки.
– Это как? – спрашиваю.
– Ну, это когда… когда над тобой обидно и зло пошутили, а ты промолчал и лишь спустя час, выйдя на лестничную площадку, придумываешь… тебе приходит в голову… находчивый и подходящий ответ.
Миконороф погрозил мне пальцем и продолжил решительно и громко: