Родовое проклятие
Шрифт:
Фин поднялся медленнее, глядя на закипающие в ее глазах слезы. Он ничего не сказал, лишь легонько чмокнул ее в щеку и тоже вышел.
Коннор стоял на месте.
– Брэнна разрешила тебе подниматься и выходить?
– Разрешила. Коннор…
– Лучше, если ты расскажешь, что произошло, за один присест. Всем сразу.
– Расскажу. Коннор, прости меня, пожалуйста. Ты должен меня простить! Если нет – я этого не вынесу, не вынесу сознания того, что я все разрушила. Я была не права, во всех отношениях, и я все сделаю, все, что пожелаешь или попросишь, чтобы загладить свою вину.
Мира
– Тогда ответь мне на один вопрос, только честно.
– Я не стану тебе врать, хоть правда и может выйти мне боком. Я тебе никогда не врала.
– Ты сняла мои обереги потому, что решила, я использую их, чтобы тебя удержать? Чтобы приворожить?
Шок, который она испытала от этих слов, был сильнее горя, Мира даже попятилась.
– Господи, нет! Ты бы никогда так не поступил! И я бы никогда так не подумала, во всяком случае о тебе. Никогда в жизни, Коннор!
– Ладно. – Хоть это немного успокоило его кровоточащее сердце. – Ты, главное, поспокойнее.
– Я просто была в неистовстве, понимаешь? – продолжала она. – Психический сдвиг какой-то! И испугалась. – Говори как есть, приказала она себе. – Больше всего – испугалась, а потом разозлилась, и все это вместе начисто лишило меня здравого смысла. Клянусь тебе, клянусь! – я вовсе не собиралась выходить без них. Я просто забыла. Была взвинчена, дергалась как бешеная, так что когда Бойл меня выпроводил такую проветриться на навозе, я тупо переоделась в другую куртку и даже не вспомнила, что обереги остались у меня в той… Вот так нелепо…
Она чуть не задохнулась от такой речи и была вынуждена замолчать, закрыв глаза руками.
– Ну, прочитай мои мысли, ты же это умеешь! Войди вот сюда, – Мира постучала себя по черепу. – Прочти мои мысли – и узнаешь правду.
– Я тебе верю. Я чувствую, когда мне говорят правду.
– Но ты меня простишь?
Интересно, подумал Коннор, так ли трудно ей об этом просить, как ему – исполнить просьбу? Наверное, да. И все равно, прежде чем принимать решения, надо все прояснить.
– Я дал тебе то, что считаю важным, потому что ты мне очень дорога.
– Да. А я отнеслась с этому крайне небрежно. И к тебе тоже. Настолько небрежно, что мы все чуть не поплатились. – Она сделала шаг к нему. – Прости меня!
– Мира, я люблю тебя так, как никогда и никого не любил. Но тебе эта любовь не нужна.
– Я просто не знаю, что с нею делать, а это разные вещи. И еще – мне страшно. – Она приложила обе руки к сердцу. – Мне страшно, потому что я не в силах остановить то, что во мне происходит. Если ты меня не простишь, если не сможешь меня простить, мне кажется, часть моей души просто умрет от горя!
– Конечно, я тебя прощаю.
– Ты такой… Я тебя не заслуживаю.
– Ох, Мира. – Коннор вздохнул. – Любовь – это не награда, которая дается за заслуги. И не то, что отнимается, если человек оступился. Это дар, причем для дающего – не меньший, чем для получающего. И когда ты примешь его, оставишь себе, твой страх уйдет.
Не дав ей возразить, Коннор покачал головой.
– Достаточно. Ты теперь очень устала, ты даже
Он подошел к ней, и Мира протянула ему руку.
– Спасибо тебе! За свет, за дыхание, за… мою жизнь. И, Коннор… Спасибо тебе за этот дар.
– Что ж, неплохое начало… – Он взял ее за руку, повел на кухню.
Мира сбивчиво рассказывала свою историю, поглощая спагетти с фрикадельками – свои любимые. Ей казалось, она никогда не наестся и не напьется, хотя с удивлением обнаружила, что даже от нескольких глотков вина голова идет кругом.
– Тебе сегодня лучше обойтись водой, – сказала Брэнна.
– Думаю, в глубине души я понимала, что это всего лишь видение, но все выглядело, пахло и звучало совсем как в реальной жизни. Цветники, фонтан, дорожки – все было таким, как я помню. Дом, костюм, в котором был отец, то, как он постукивал пальцем себе по крылу носа.
– Это оттого, что он построил свое колдовство на мыслях и образах, существующих в твоем мозгу. – Фин подлил ей воды.
– И то, как он называл меня принцессой. – Мира кивнула. – А ведь я в самом деле начинала чувствовать себя принцессой, когда он уделял мне внимание. Он был… – Ей было больно даже вспоминать. – Он был душой нашего дома, понимаете? Его заразительный смех, то, как он украдкой совал нам карманные деньги сверх положенного или шоколадку – так, будто это самый большой секрет. Я его боготворила, и вот все это, все эти чувства вернулись, когда мы с ним теперь прохаживались по саду, а в кроне шелковицы заливалась какая-то птица.
Мира вынуждена была сделать паузу, собраться с силами.
– Я его боготворила, – повторила она, – а он нас бросил – бросил меня! – и даже ни разу не оглянулся. Сбежал втихаря, как вор, а так, собственно, и оказалось, ведь все сколь-нибудь ценное он прихватил с собой. Но там, в саду, все было так, как раньше. Светило солнце, цвели цветы… И я была так счастлива!
Потом он вдруг на меня набросился, да ни с того ни с сего! Объявил, что ушел из-за меня, потому что я водила дружбу с вами. Дескать, я его опозорила тем, что якшалась и вступала в сговор – его слова – с ведьмами. И за это он меня проклял.
– Еще один трюк, основанный на твоем сознании, – вступила Брэнна. – Взял твои мысли и извратил.
– Мои мысли? Но я никогда не считала, что он ушел из-за нашей с вами дружбы.
– Но ты не раз думала, что он ушел из-за тебя. Чтобы это знать, мне даже не требуется залезать в твои мысли, – добавил Коннор.
– Я знаю, что это не так. В смысле – что он не из-за меня нас бросил.
– И тем не менее ты нет-нет, да и задаешься этим вопросом. – Айона бросила на нее понимающий взгляд. – Когда тебе плохо, ты спрашиваешь себя, что с тобой не так, что в тебе такое, что мешает другим тебя любить. Мне это хорошо знакомо, я знаю, как трудно смириться с тем, что люди, которые, казалось бы, должны любить тебя беззаветно, не любят. Или любят, но мало. Но ни я, ни ты в этом не виноваты. Это они, это у них не хватает способности любить.