Родственные связи

Сысоева Маргарита

Только по доброте душевной она сразу и с возмущением не захлопнула дверь перед моим носом.

– Мы не на дискотеку идем, а пытаемся восстановить картину преступления. Собирайся, галерея открывается в одиннадцать.

В самом деле, мне хотелось поскорее получить хоть какую-то информацию. Адель обескуражена, но с этим разберемся по дороге. Она покорно сменила розовый халатик и тапочки на розовый спортивный костюм и кроссовки, и мы выдвинулись в направлении выставочного зала.

– Симпатично, надо же, как на нашу лодочную станцию похоже, –

Адель вежливо обошла всю выставку, нигде подолгу не задерживаясь. – Спасибо, Раечка, я немного развеялась, – вопросительно хлопая глазками, моя предполагаемая родственница пятилась к выходу.

Пришлось вернуть ее к так заинтересовавшему меня полотну.

– Ох, это точно наша лодочная станция! – остановившись перед картиной, Адель всплеснула ручками.

– Присмотритесь, Адель, эти две девочки вам никого не напоминают?

Адель присмотрелась, задумалась.

– Это мы с Арочкой? – наконец неуверенно прошептала она.

Наконец-то!

– Конечно, вы! Художник рисовал с натуры!

– Да-да, припоминаю, – Адель продолжала вглядываться в полотно. – Мы с Арочкой пошли прогуляться, заодно проведать Аврору. День такой был чудесный, весна, знаете ли. Воздух такой, легкие облачка, как ватные комочки по небу… И там были художники. Они это небо с облаками рисовали и воду. Я тогда еще пожалела, что рисовать не умею. Так хотелось сохранить этот день. Бывают такие дни, когда все хорошо. Ну, вот, как в рекламе: «Когда мир еще в порядке». Я даже не заметила, что нас с Арочкой запечатлели. Это так трогательно, – Адель захлюпала носом.

Я усадила ее на диванчик в центре зала, как раз напротив нашей картины, и пошла искать воду. Когда я вернулась с бутылочкой «Чистого источника» и стаканчиком, Адель уже немного пришла в себя и озиралась вокруг. Глазки у нее здорово покраснели.

– Как думаете, Раечка, можно эту картину приобрести? Наверное, надо обратиться к администратору?

Адель повернулась к старушке в униформе, дремавшей в дальнем углу. Пришлось развернуть ее обратно к полотну.

– Приобрести, конечно, можно. Сейчас забронируете, а по окончании выставки выкупите. У меня другой вопрос. Присмотритесь, пожалуйста, – я ткнула пальцем в угол со злодеем. – Вот этого человека вы узнаете?

– Это человек? – Адель уставилась на картину. – Извините, я думала, это тень какая-то от птицы или паутина.

Адель поднялась с места, отошла метра на два, потом подошла вплотную к изображению, надела очки, потом сняла их, снова надела. Узнавание на лице не проступало. Н-да, манера письма у Машки своеобразная, что с нее взять. Но Мишка, он-то в классической манере творит! Перестарался парень со стилизацией.

– Посмотрите внимательнее, Ада, – я сделала еще попытку. – Вот волосы, лицо в полупрофиль, тельняшка.

Адель вежливо кивала, но видно было – не узнает. И страшно от этого расстраивается. Да, подвела меня родственница, нечего сказать.

– Ада, а вы в тот день не фотографировали? – уцепилась я за последнюю ниточку.

Тщетно. Сестры посещали лодочную станцию регулярно. И необходимости в том, чтобы запечатлеть тот свой визит, один из многих, не видели. Я проводила

домой престарелую родственницу. Та всю дорогу пыталась извиняться, не понимая за что. В самом деле, как она могла извиняться за то, что чего-то не видела, если даже не понимала, чего. Возможно, она и вовсе не верила в то, что там вообще можно что-то разглядеть. Что бы немного утешить бедолагу, я разыскала в сумке визитку Марины Садко.

– Вот телефон художницы, можно позвонить, договориться о приобретении картины.

– Люсь, как ты думаешь, бывает художественный кретинизм? – я плюхнулась на стул рядом с подругой и заказала себе кофе.

У Люськи как раз начался обеденный перерыв. Я нашла ее в кафе возле конторы за поеданием бизнес-ланча.

– Как это? – закашлялась подруга.

– Про топографический кретинизм слышала?

– Это когда человек может заблудиться в трех соснах?

– Точно, или, когда на улице его одного оставить нельзя. Повернет за угол и все – потерялся.

– Слышала, конечно, – согласно кивнула Люська. – Хуже нет, когда с таким в поездке окажешься. Приключений не оберешься, и вся группа из-за него страдает. А вот это, то, что ты сказала, тоже бывает?

– Давай, допивай свой компот, – вместо ответа я протянула Люське сумку и ветровку. – Прогуляемся до выставочного зала.

– Ого! А что мы там будем смотреть?

Вот за что уважаю Люську, так это за то, что на подъем легкая.

– Выставка Марины Садко.

– Кого-кого?

– Машки Садиковой.

– О! У нее персональная выставка! Вот молодчина!

Галерея встретила нас пустыми залами.

Со словами: «Ох, и люблю же я импрессионистов», Люська начала осмотр. Она любовалась полотнами не торопясь, с разных ракурсов. Такими темпами мы до конца обеденного перерыва не доберемся и до середины экспозиции. Пришлось подтолкнуть подругу в нужном направлении.

– О! – Люська воззрилась на изображение отражающегося в голубой воде неба. – А это? Что-то напоминает. Что-то знакомое, не припомню только, откуда.

– Вспоминай! – я была бесцеремонна, общение с родственницей малость выбило из колеи.

– Две бабули, одна в голубом, другая в розовом…, это загадка какая-то?

– Бабули? Почему? Они же здесь со спины? – такого я даже не ожидала. Художественный кретинизм – это точно не про Люську.

– Не знаю, – отмахнулась та. – Спинки сутулые, плечики покатые, фигурки усохшие. Не знаю. Общее впечатление.

– Ну, ты даешь! – восхитилась я. – А эту, в голубом, со спины не узнаешь?

– А должна?

– По всему выходит, что это та пожилая таксистка на «божьей коровке», которая тебя как-то подвозила.

– Возможно, – Люська продолжала разглядывать фигурки. – Это ж, когда было? Но вот теперь, когда ты напомнила, пожалуй, да, это она, определенно она. Щупленькая такая, но жилистая. Вот эта рядом, розовая, пожиже будет.

Все-таки Мишка молодец, в нескольких мазках передал столько информации. Люська уже собралась переместиться к следующему полотну.

– А что ты скажешь об этом? – я ткнула в угол картины с интересующим меня персонажем.