Рок И его проблемы-2
Шрифт:
— Какие новые?
— Которые растут… Ты не ответил на мой вопрос.
— Что растет?
— Новые зубы, что еще… Не путай меня.
Я пошурудил во рту языком, — на самом деле, в дырках, оставшихся от выпавших обломков, почувствовал что-то твердое. Какая разница: растут или не растут. Но какая прекрасная ложь!
— Есть еще один способ решить эту проблему, — сказал я.
— Какой? — с интересом спросила Маша… Она видела только один, тот, который придумала. Никакого другого больше не видела.
— Поцеловаться, —
— Что? — спросила она, чуть ошарашено. Конечно, подобного она и представить себе не могла.
У меня, как у безусого мальчишки, впервые оставшегося наедине с девочкой, кружилась голова, — мгновенье это продолжалось, и не кончалось. Такое удивительное мгновенье.
Но в глазах Маши я увидел страх… Успел заметить. Она чуть ли не пришла в ужас, от тех слов, которые я ей сказал.
— Ты ненавидишь меня? — спросил я.
— Нет, — ответила она.
— Ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал?
— Нет.
— Ты боишься?
— Не то слово. Я вся трясусь.
— Чего ты боишься? — спросил я.
— Я не знаю, — сказала она, очень серьезно. Решив, что я ее понимаю. — Но я очень боюсь.
И тогда я поцеловал Машину руку. Которой она только что колотила меня.
Я преподнес к губам ее длинные с тщательно ухоженными ногтями пальцы, и прикоснулся к ним. Губы мои почувствовали чуть горьковатый вкус ее кожи, такой раздражающе-манящий, такой родной, что все текущее и текущее мгновение моего счастья вдруг превратилось в другое мгновенье, когда уже никакие мгновенья вообще не играли больше никакой роли.
— Что ты делаешь? — полушепотом, испуганно спросила меня Маша.
Но руку не отдернула.
Оставила ее, безвольную и неживую, у моих губ.
Но я и не думал отвечать на ее вопрос, потому что, что делаю, я не знал сам. Уносился в какую-то высь, и не мог остановиться.
— Эй вы там, — раздался голос Ивана и следом его бесцеремонный грохот в дверь. — Чего затихли?!. Вымерли, что ли?.. На счет «три» я открываю, приготовьтесь… Раз…
— Опять он! — воскликнула Маша, и довольно больно ударила меня кулачком в грудь. — Я когда-нибудь повешусь из-за него. Он сведет меня в могилу!
— Два… — сказал Иван. — Не будьте эгоистами. Нашли время.
Киноэкран занавесили огромным российским флагом, во всю стену. На сцене выставили длинный стол, и накрыли его кумачом. А в зале собрали всех сотрудников объекта, чуть ли не четыреста человек.
Заиграл гимн Российской Федерации, — все встали.
После того, как стихли последние звуки музыки, — раздались бурные и продолжительные аплодисменты.
Зал аплодировал стоя, — стоял, какое-то время, и президиум…
Затем к трибуне вышел Георгий. Наступила гробовая тишина. Слышно было, как он открывал листочки с тезисами речи, и как наливал из бутылки в стакан «кока-колу».
— Хотел бы начать свой доклад с обращения
В этом месте речь прервалась бурными аплодисментами.
— Получается так, что само собой, в обращение вошло новое, более правильное, более выстраданное слово. Это слово: Брат!..
Бурные и продолжительные…
— Дорогие братья!.. Мы с вами живем в великую историческую эпоху. Еще пятнадцать лет назад эта огромная необозримая страна не принадлежала никому. Вспомните: огород в шесть соток и машина, одна на семью, и то, если повезет. Даже квартира не могла быть вашей… За пятнадцать лет в нашей стране произошли грандиозные изменения. Настолько грандиозные, что они еще не укладываются в сознании, оценить их по достоинству смогут только следующие поколения братьев, которым мы, как эстафетную палочку, передадим свое дело…
Бурные и продолжительные…
— Жаль с катапультой какие-то проблемы, — прошептал бухгалтер Коляну, от которого сидел по левую руку. По правую от Коляна сидел Толик. Он сидел строго, выпрямившись на стуле, словно стоял на посту.
— Да и то, — прошептал, в ответ, Колян, — такие слова…
Георгий говорил ровно тридцать минут, как и предполагалось. Нужно бы, пожалуй, привести здесь его речь целиком, потому что она заслуживает того, — но через месяц она была опубликована, — лишь в слегка отредактированном виде, — в журнале «Власть и Деньги», так что желающих более подробно ознакомиться с ней, отсылаем к его страницам.
В конце Георгий сказал:
— Особую благодарность мы выражаем руководителю объекта, Николаю Константиновичу Бурьянову… Чей вклад в его строительство, поистине неоценим…
Коляну пришлось встать, и, под гром оваций, поклониться залу.
— И рады сообщить, мы переводим Николая Константиновича на работу в Москву, на ответственную должность… Руководить объектом с этого момента назначается Анатолий Викторович Гусев, прошу любить и жаловать…
Пришлось встать Толику, и тоже поклониться. Под не менее бурные овации.
Только Колян забыл похлопать в ладоши, он вдруг побледнел, до какой-то изначальной синевы. И стал похож на мертвяка, который провалялся в морге не меньше недели.
А ведь ему хотели сделать приятный сюрприз, ничего не сказав о перемещении в руководстве. Бухгалтер уважительно протянул Коляну интеллигентскую свою руку, и Колян автоматически пожал ее.
То есть, от радости, — он стал вне себя.
Потянулся со своей рукой к нему и Толик, — новый начальник объекта.
Он крепко, по-мужски, пожал руку Коляну, и похлопал его по плечу.