Рок, туше и белая ворона

Лепская Алёна Сергеевна

– Я не хочу.

Я услышала, как Гетман вздохнул.

– Это давит на тебя, поверь мне, всё станет гораздо проще, если ты вспомнишь. Ты сказала, что помнишь яркий свет и холод, как-нибудь можешь это объяснить?

– Нет.
– отрезала я, - Но меня довольно сильно раздражает яркий свет, да и вообще в темноте я чувствую себя уютнее.

– Почему это так раздражает?
– спросил психолог. Искоса посмотрела на него, поглощённая когнитивным диссонансом.

Если я скажу, как скоро он подвергнет меня госпитализации? А если не скажу, как долго я смогу оставаться

по эту сторону грани?

– Вроде как, меняются зрительное и слуховое восприятие: краски окружающего мира могут казаться мне сверхъяркими, что в общем-то очень мучительно.
– ответила я осторожно, с тихой деликатностью, - Звуки - сверхгромкими, размеры своего тела - непропорционально уменьшенными, но не всегда, а только тогда, когда я нахожусь в обществе - люди при этом, кажутся больше в размерах. Параметры помещения могут видоизмениться, с большего на меньшее. Но раньше, это было гораздо более ярковыраженно.
– заметила я, на всякий случай, - Вспышки фотоаппарата, вообще могут серьёзно ослеплять, что безусловно выводит из себя. Я даже телевизор не смотрю, его яркость режет мне глаза.

Ненадолго он удержал мой взгляд, затем кивнул.

– Это называется светобоязнь. Элементы избегания света представляются хотя и неявным, но и не таким уж редким явлением, комплементарным другим, часто встречающимся изоляционным симптомам - замыканию в доме, зажмуриванию, когда по бредовым мотивам, не будучи в ступоре, человек пребывает с плотно сомкнутыми веками; инверсии суточного ритма, симптому «капюшона», эмбриональной позе с поворотом лица к стенке, ношению темных очков, головных уборов на голове… вплоть до обшивки стен изоляционным материалом с целью защиты от «лучевого воздействия соседа»

– Что?
– усмехнулась я, скривившись. Он многозначительно вскинул брови.

– Это только кажется смешным, Виктория. Ну и, наконец, это комплементарно симптому фото- и гелиофобии - страху прямого попадания солнечных лучей на кожу.

– Только очки.
– сказала я, - Ну и да я могу надолго зажмуриваться, иногда. Хотя… может всё, в некоторой степени, кроме обшивки стен, разумеется.

– В зависимости от того, как ты себя чувствуешь?
– предположил док. Я пожала плечами.

– Наверное. Но солнца я никогда не избегала, просто ношу очки и всё, но солнце я всё таки люблю.

– Но в тёмное время суток, всё равно чувствуешь себя комфортнее?
– спросил он достаточно наводящим тоном.

– Да.
– не стала я врать.

– Эти симптомы периодичны?

– Да, иногда я вообще спокойно переношу свет.

– Ты говорила, что тебе показалось, что ты видела брата…

Ткнула карандашом в его направлении.

– Только попробуйте меня спросить пила ли я свои таблетки.
– процедила я, недовольно.

– Я знаю, что, да. Я о том, что изначально ты думала, что обозналась?
– поинтересовался он, внимательно на меня смотря. Я отвернулась к мольберту.

– Не знаю.

– Ты списала это на зрительные галлюцинации?

Я опустила глаза, смотря в пол.

– Ну, в общем-то да.

– Однако не исключаешь что ты видела именно то,

что видела?

– Это вполне вероятно, ведь?
– заискивающе посмотрела я на психолога. Я бы даже сказала с надеждой.

– Безусловно.
– уверенно подтвердил Гетман, - Дыши ровно, не забывайся.
– одернул он тут же, - Следи за дыханием.

Перевела дыхание.

– Что значит: «маниакально относилась к развитию»?
– спросил он спустя мгновение. Посмотрела на него, решая, как-бы поделикатнее об этом сообщить.

– Эта женщина давала мне риталин в детстве.
– заявила я, и ощутила льющуюся по венам, ненависть и отвращение. И обиду: горькую, сильную, несправедливо убивающую. Да, и мне снова удалось шокировать терапевта. Я отвернулась к мольберту, продолжая рисовать.

– Открыто?
– уточнил он осторожно. Я безразлично покачала головой.

– Нет, наверное подмешивала мне риталин в еду.

– Апельсины, - проговорил он задумчиво. Я в шоке посмотрела на него. «…он отравлен!»

Мне стало дурно, я уткнулась лбом в полотно. Какое-то время он молчал. Может секунду, а может и минуту, а может он и говорит, не знаю. Я была поглощена противоборством со своей горькой обидой, и долбанным сожалением не весть о чём. Может о своём детстве, или о родителях, или… или о Ренате. Нахер эту сумятицу! О том, что я вообще родилась на этот долбанный свет - вот о чём я всегда сожалела, жалею, и буду! К несчастью прежде чем меня швырнули в этот мир, никто не спросил моё «нет»!

– Ничерта понять не могу!
– вспылила я сверля взглядом набросок, - Он же был спятившим!
– метнула взгляд в Гетмана, стоически выносящего моё эмоциональные замыкание, - Но я верила ему. Но побаивалась. Почему-то. Вот почему?

– Ты связываешь свою гаптофобию именно с ним.
– ответил он спокойно. Но это не ответ!

– Проблема то не в этом! Не в нём! Эти противоречивые воспоминания - вот в чём проблема. Они ёбнутые! Простите. Просто… это не правильно! С его стороны, исходила как помощь, так и угроза.
– я не выдержала его прямого взгляда, и отвернулась.

– Просто ты не всегда можешь видеть реалии поведения и поступков, как окружающих, так и своих собственных. Если бы могла, тебя бы не удивляло его противоречивое поведение, ведь на сколько я понял, он был не здоров. К тому же в столь малом возрасте, ты не могла рационально и предельно ясно оценить ситуацию.

– Да я и сейчас в этом, не мастак.

Ущипнула себя за переносицу, реально недоумевая: как так-то вообще? Не выдержав психанула и отшвырнула карандаш.

– Да, что ж, за херня произошла?!

– Спокойно.
– почти скомандовал док, - Оставим это, пока что. Вернёмся вот к чему: у тебя целая система запретов - света, шума, социальных контактов, а также поведение воздержания, выражающееся в табуировании веществ, открыто употребляемых тобой в прошлом. Помимо прочего, имеют место ограничения, подкрепляемые идеями, ограждения от себя окружающих. По какой причине, тебя преследует мысль, что ты портишь окружающим жизнь, своим присутствием?

Скептически окинула взглядом психолога.