Рокоссовский: терновый венец славы
Шрифт:
– Это черт знает что такое!
– взорвался Модель.
– Начальника штаба ко мне!
– Нам пора отсюда уезжать, Вальтер, - сказал Буш, когда начальник штаба ушел.
– Дела передам в дороге.
Через несколько минут машины фельдмаршалов под усиленной охраной уходили по дороге на Брест.
Глава двадцать третья 1 .
Итак, войска правого крыла 1-го Белорусского фронта к середине июля ушли далеко вперед, а теперь пришла пора показать себя левофланговым армиям. 7-го июля Ставка утвердила план Люблинско-Брестской операции. Замысел маршала Рокоссовского заключался в том, чтобы уничтожить брестскую и люблинскую группировки
Рокоссовский оставался самим собой - он постоянно находился в войсках. На пыльных фронтовых дорогах его походный, защитной окраски автомобиль видели и пехотинцы, и летчики, и артиллеристы.
К вечеру 22 июля командующий фронтом приехал на берег Западного Буга, где на хуторе размещался временный КП фронта. После ужина на стол легли радиограммы, телеграммы, донесения о перехватах радиоразговоров противника.
Из донесений стало ясно, что наиболее тревожная обстановка у Батова. Его соединение выдвинулось далеко на запад. Слева войска Лучинского и справа войска Романенко отстали на десятки километров. «Это что за близорукость? Неужели они не видят, что фланги 65-й армии открыты?» - мелькнула мысль у Рокоссовского. Он тут же наткнулся на радиоперехват: «Командир пятой танковой дивизии СС «Викинг» Галла ведет радиопе-реговор с командиром четвертой танковой дивизии Петцелем. Галл - в Высоколитовске, Петцель - в Вельске. Готовятся в четыре ноль-ноль нанести по нашим войскам встречные удары и соединиться в районе Клешелей».
Рокоссовский связался с Батовым.
– Павел Иванович, что делается в ответ на замысел немецких генералов?
– Вывожу КП из Клешелей в Гайновку. Войска готовлю для отражения танков. Сил мало, резервов нет..
– Держись на занимаемых рубежах. Помощь будет оказана.
Из армии Романенко командующий фронтом направил к Батову стрелковый корпус и танковую бригаду. К утру он получает радиограмму от командарма: «Артиллерия не в силах сдержать удар бронированного кулака. Сто танков с севера и сто танков с юга». Рокоссовский радирует: «Сжать основные силы армейской группировки к центру, оставить часть территории, сократить линию фронта и занять круговую оборону».
К полудню следующего дня командующему фронтом стало ясно, что немецкие группировки соединятся.
Днем Батов по радио докладывал:
– Противник наносит встречный удар на Клешели. Штаб армии отведен в Гайновку. Сам с оперативной группой управляю боем на...
Рокоссовский много раз запрашивал по радио: «Где Батов? Что с ним случилось?» Не получив ответа, он выслал в разведку эскадрилью истребителей, но они машин командарма не обнаружили.
Почти двое суток тревога не покидала Рокоссовского. И только 24 июля поступило сообщение:, подоспевшие на помощь стрелковый корпус и танковая бригада разгромили гитлеровцев под Клешелями и восстановили прежнее положение 65-й армии. Еще днем Батов связался с Рокоссовским.
– Товарищ маршал, спасибо за помощь. Если бы не она, немцы бы меня растерзали.
– Оказывается, даже сам Батов может допускать ошибки.
– Да вот, хватился за ум, но было уже поздно.
– Павел Иванович, ну как же ты допустил, что
– Виноват, товарищ маршал!
– Как видишь виноватых бьют, - рассмеялся Рокоссовский.
– Ладно, не расстраивайся. На войне бывает всяко.
Вечером после короткого совещания с членами Военного Совета маршал вернулся к текущим делам. Где-то к полуночи он склонился над картой. Здесь, за Бугом, польская земля. Как давно он не был в этих краях.
Многое думалось Рокоссовскому в эту ночь. Если бы ему сказали раньше, что спустя тридцать лет он будет возглавлять миллионную армию и придет с ней в Польшу, чтобы освободить свою родину от варваров, он ни за что на свете не поверил бы.
Он вспомнил свои детские и юношеские годы, учебу в школе, беззаботные шалости, первую любовь, картины родной природы -невольно возникали в памяти лица отца, матери, сестер. «Жива ли моя родная сестричка Елена, - подумал он.
– Из нашей семьи остались только мы с тобой, когд а я уходил в армию. Три десятка лет я о тебе ничего не знаю».
Все безрадостные картины детства как-то сами собой ушли на задний план, и остались в памяти самые яркие и красивые, которые отзывались в сердце маршала сладкой грустью, оттого что все это ушло в невозвратную даль и больше никогда не вернется.
Мысли Рокоссовского перекинулись в Москву к жене и дочери. Он давно их не видел и не писал писем. Он корил себя за то, что но его вине отношения в семье стали неискренними и натянутыми. .
Маршал вызвал адъютанта и попросил связать его с квартирой в Москве. Пока налаживалась связь, он курил и ходил но комнате.
– Юленька, ты?
– с волнением произнес он. — Здравствуй, ми-
\
лая!
– В трубке возникли помехи. Он стал говорить громче.
– Как вы там? Как здоровье?
– Голос жены едва был слышен.
– У нас все хорошо, поздравляем тебя с высоким званием! Как ты себя чувствуешь? Как твое здоровье, настроение?
– Все нормально. Воюю. Думаю, скоро закончим эту канитель. Где Ада?
– Здесь. Даю трубку.
– Папулечка, родной, здравствуй!
– затараторила Ада.
– Мы по тебе скучаем! Я работаю в партизанском штабе. У меня все хорошо. Понимаешь, все хорошо!
– Молодец, дочурка!
– Папулечка, почему ты нам не пишешь? Мы очень волнуемся. Что же ты у нас стал таким недисциплинированным?
– Адуля, я буду выкраивать время и буду писать. Обнимаю вас и целую. До свидания!
После телефонного разговора непрошеная грусть покинула душу маршала. Он разостлал постель на солдатской кровати, лег и моментально уснул.
На следующий день Рокоссовский поднялся рано. Он уточнил у дежурного, какие соединения переправились через Буг, выяснил общую обстановку на фронте и вышел к реке.
Солнца еще не было видно, лишь бледный Предрассветный отблеск скупо освещал Буг. То тут, то там из камышей доносилось кряканье уток. Над ленивым течением реки разливался теплый воздух. Внизу у берега, в густой чаще лозы отозвалась лягушка, потом еще одна, окрестности огласил целый хор. Рассвет набирал силу. С острова, поросшего ольховником и вербой, с писком вылетела какая-то длиннокрылая птица и в три взмаха поднялась вверх. Взглянув в упор на Рокоссовского, она унеслась на противоположный берег. «Посидеть бы сейчас на зорьке с удочкой», - подумал маршал, но отдаленный стон артиллерии за Бугом вернул его к действительности, и он поспешил в дом.