Роковая тайна сестер Бронте
Шрифт:
— Что с вами, дорогая? — озабоченно спросил викарий. — Вы думаете о той женщине, что неожиданно поселилась в этом доме, — о которой рассказывали дядя Брайан и тетя Роза? Вы подозреваете, что знаете эту даму, и это, по всей видимости, отчаянно беспокоит вас. Верно, любовь моя?
— Вы правы, Артур. Вероятно, я знакома с женщиной, о которой шла речь в гостиной, — ответила Шарлотта.
— И кто же она, эта ваша таинственная знакомая? — спросил мистер Николлс.
— К сожалению, эта тема слишком сокровенна, — категорично отозвалась пасторская дочь, — Я вынуждена хранить сведения об этой даме в секрете. Даже от вас. Вы ведь не обидитесь на меня, милый Артур?
— Нисколько, — сказал викарий, стараясь не терять
Шарлотта, понимая, что в данный момент ей лучше не беспокоить мужа, а подождать, покуда гнев его не схлынет, тихонько примостилась в глубоком кресле между зеркалом, неизменно отражавшим глиняную фигурку святого Патрика, и великолепной ирландской печью, украшенной причудливыми зелеными изразцами.
Вскоре пасторская дочь услышала то, чего ожидала: частое прерывистое дыхание викария становилось ровным и глубоким, что являлось неопровержимым свидетельством того, что он понемногу успокаивался.
— Простите, дорогая, — промолвил он наконец. — Обещаю, что не стану более смущать вас вопросами об этой даме и никакими иными вопросами, которые по каким-либо причинам могут быть вам неприятны.
— Не сердитесь, Артур, — примирительно сказала Шарлотта и, подойдя к мужу, нежно поцеловала его в щеку, — Ну? — продолжала она в добродушно-шутливом тоне, — Надеюсь, теперь вы довольны?
— Теперь я у вас в долгу, сударыня, — заметил викарий, — и хочу незамедлительно вернуть ваш поцелуй с процентами!
С этими словами он заключил жену в объятия и горячо приник к ее губам в сладострастном поцелуе.
К обеду почтенные супруги Николлс спустились в самом благодушном расположении. Их тотчас усадили за длинный сосновый стол, покрытый белоснежной скатертью. На столе стояли несколько ароматно дымящихся блюд, и были разложены приборы на пять персон. Мистер и миссис О’Келли в парадных нарядах торжественно восседали во главе стола возле пышно задрапированного окна. Блюда еще не были разложены по тарелкам, так как все собравшиеся терпеливо ожидали последнюю участницу трапезы. Мистер О’Келли водрузил на стол большие песочные часы и властным тоном изрек:
— Она была предупреждена о прибытии новых гостей и на сей раз должна была явиться вовремя. Если после того, как последняя песчинка из верхней чаши часов перетечет вниз, эта особа не спустится к столу, мы приступим к обеду без нее.
Минуты текли в полном молчании. Наконец весь песок из часов оказался в нижней чаше. Брайан О’Келли степенно снял часы со стола, поставил их возле камина и, вернувшись на свое место, убежденно скомандовал:
— Брайди, разливай первое!
Служанка с готовностью исполнила приказание хозяина, и восхитительный лососевый суп в мгновение ока перекочевал из котелка в четыре узорчатые тарелки. Пятый прибор для первого остался пустым, но предусмотрительная Брайди идеально рассчитала порции и бережно сохранила в котелке законную часть супа для опоздавшей гостьи.
Две супружеские четы — О’Келли и Николлс — покорно принялись за еду.
— Вы впервые в Ирландии, миссис Николлс? — поинтересовался Брайан О’Келли.
— Впервые, — с непринужденной простотою ответила Шарлотта.
— И как вам нравится наша древняя земля? — продолжал свои дежурные расспросы мистер О’Келли.
— Я еще очень мало знаю Ирландию. В основном — из рассказов моего отца. Но первые впечатления весьма благоприятны. Похоже, здесь повсюду кипит жизнь!
— По мне, так самая главная достопримечательность нашего славного острова — это восхитительные утренние зарницы! — с внезапным воодушевлением произнес мистер О’Келли. — Рекомендую вам, дорогая миссис Николлс, как-нибудь не полениться
— Благодарю вас, мистер О’Келли, — живо отозвалась Шарлотта, — Мы с Артуром непременно полюбуемся этим чудом природы. Не правда ли, дорогой?
— О, да! — преисполнившись восторгом, откликнулся мистер Николлс. — Честное слово, дядя Брайан прав! И вы вполне убедитесь, милая Шарлотта, что ирландские зарницы не сравнимы ни с чем на всем белом свете!
— В тебе говорит истинный ирландец, мой дорогой Артур, — с мягкой улыбкой заметила миссис О’Келли. — Кстати, милейшая миссис Николлс, — обратилась она к Шарлотте, — Артур писал нам о наличии в вашем роду ирландских корней. Стало быть, вы тоже отчасти ирландка?
— Вы совершенно правы, миссис О’Келли, — ответила Шарлотта, — Я ирландка ровно наполовину, благодаря своим достославным предкам по отцовской линии.
— Свой человек! — одобрительно кивнул в сторону новоявленной миссис Николлс мистер О’Келли. — Право слово, Артур: находясь в Англии, просто невозможно было сделать более верный выбор! К тому же, если верить твоему письму, сынок, твоя почтенная супруга — дочь англиканского пастора. Это очень хорошо. Мы с твоей тетушкой Розой воспитаны в подлинно пуританском духе, и нам было бы очень трудно смириться, если бы в нашу семью вошла еретичка.
Артур Николлс, вспомнив о родственниках бабушки Шарлотты, которые, по ее словам, были убежденными католиками, бросил на своего дядю предостерегающий взгляд, и мистер О'Келли предусмотрительно смолк.
— Вероятно, в Ирландии и по сей день живут ваши родственники? — осведомилась миссис О’Келли. — Мы будем рады нанести им визит, равно как и принять их в этом доме, если таково будет ваше желание, дорогая миссис Николлс.
— Насколько мне известно, — отозвалась Шарлотта, — у моего отца есть пять братьев и пять сестер. Некоторые из его братьев наведывались к нам в Гаворт, когда я была маленькой. Но теперь мы о них ничего не знаем, хотя, по всей вероятности, многие мои родственники по линии отца живут в Ирландии и поныне.
— Что ж, будем надеяться, что все они в добром здравии, — сказала миссис О’Келли. — Артур, дорогой, будь добр, передай мне соус из чеснока и укропа. Это моя любимая приправа, миссис Николлс, — с обворожительной улыбкою пояснила она Шарлотте, — Непременно отведайте этот соус, моя дорогая: он просто идеально подходит для супа из лосося!
Не успел племянник миссис О’Келли исполнить просьбу своей почтенной тетушки, как у входа в гостиную появилась высокая статная дама. Она была уже не молота — на вид ей можно было дать лет сорок — сорок пять, было в ее облике проглядывало нечто непостижимо-величественное, что мгновенно приковало к ней изумленно-восторженные взгляды сидевших за столом. Облачение дамы являлось неопровержимым свидетельством того, что ее постигло страшное горе. На ней был глубокий траур: длинное, почти доходившее до пола платье из черного муслина, из-под которого едва проглядывали черные кожаные туфли. Голову ее покрывал изящный капор, сшитый, по-видимому, из того же материала, что и платье; с верхней части капора свисала слегка откинутая вуаль, не изменявшая по тону всей ее одежде. Однако даже вуаль не могла скрыть поистине восхитительной благородной красоты этой женщины и, вместе с тем, ее безграничной скорби.