Роковая восьмерка
Шрифт:
Увидев меня в дверях, ко мне кинулся Боб. С сияющими глазами он скакал вокруг и махал хвостом. Морелли же встретил меня более сдержанно.
— Что происходит? — спросил он, отмечая мою футболку.
— Только что со мной случилось нечто страшное.
— Черт, ну надо же, вот сюрприз.
— Страшнее, чем обычно.
— Мне нужно выпить, прежде чем ты расскажешь?
Я всучила ему снимки.
— Здорово, — сказал он, — но я уже видел тебя спящей неоднократно.
— Это сфотографировали прошлой ночью без моего ведома. Бабулю остановил большой заяц на улице сегодня
Морелли поднял на меня глаза.
— Ты хочешь сказать, что кто-то пробрался в дом родителей и сделал фото, пока ты спала?
— Да.
Я старалась сохранять спокойствие, но глубоко в душе разваливалась на куски. Сама мысль, что кто-то там, сам Абруцци или его приспешники, стоял надо мной и наблюдал, как я сплю, выбила меня из колеи. Я чувствовала себя оскверненной и ранимой.
— У этого парня крепкие яйца, — заметил Морелли.
Он произнес это спокойным тоном, но сжал губы, и я знала, что он борется с гневом. По молодости Морелли швырнул бы стул в окно.
— Я не собираюсь критиковать полицию Трентона, — оправдывалась я, — но не мог бы ты придумать, как поймать этого чертова зайца? Он разъезжает повсюду, раздает фотографии.
— Прошлой ночью двери были закрыты?
— Да.
— Какой замок?
— Дверной замок, который открывается ключом.
— У специалиста не займет много времени открыть замок. Можешь ты убедить родителей поставить дверь на цепочку?
— Могу попытаться. Но не хочу их пугать этими снимками. Они любят свой дом и чувствуют себя в его стенах в безопасности. Я не хочу лишать их этого чувства.
— Да, но тебя преследует безумец.
Мы стояли в маленькой прихожей, и Боб прижимался ко мне, обнюхивая ногу. Я посмотрела вниз и увидела большое мокрое пятно от его слюней над коленом. Я погладила Бобапо голове и потрепала за уши.
— Мне нужно убраться из дома родителей. Чтобы их не вмешивать.
— Ты знаешь, что можешь остановиться здесь.
— И подвергнуть опасности тебя?
— Для меня это обычное дело.
Что правда, то правда. Но это также основа для почти всех наших разногласий. И прямая причина нашего разрыва. Плюс моя неспособность связывать себя обязательствами. Морелли не хотел, чтобы жена работала «охотником за головами». И не желал, чтобы мать его детей регулярно уклонялась от пуль. Полагаю, я не могла его осуждать.
— Спасибо, — поблагодарила я. — Возможно, мы еще это обсудим. Я могу также попросить Рейнджера пристроить меня в одном из его убежищ. Или могу вернуться в квартиру. Если вернусь в квартиру, мне нужно установить сигнализацию. Не хочу прийти домой и застать очередной сюрприз.
Увы, на сигнализацию у меня не было денег. Впрочем, это неважно, поскольку я не могла себя заставить подойти и на пятьдесят фунтов к вшивому дивану.
— Что ты делаешь вечером?
— Нужно побыть у родителей и убедиться, что снова никто не вломится. Завтра съеду от них. Думаю, они будут в безопасности, как только я уеду.
— Собираешься остаться на всю ночь?
— Угу. Можешь позже подъехать, если хочешь, мы можем поиграть в «монополию».
Морелли усмехнулся.
— «Монопольку»? Как я могу пропустить?
— После одиннадцатичасовых новостей.
— Я буду около двенадцати.
Я все трепала ухо Боба.
— Что? — спросил Морелли.
— Начетнас.
— Никакихнаснет.
— Такое ощущение, что какие-то «нас» есть.
— Вот что я думаю. Есть ты и я, иногда мы вместе. Но никакихнас.
— Отдает немного одиночеством, — заметила я.
— Не усложняй больше, чем уже есть, — взмолился Морелли.
Я упаковалась в «Большого Голубого» и поехала на поиски магазина игрушек. Спустя час я покончила с шопингом, вернулась в машину и направилась домой. Я остановиласьперед светофором на Гамильтон, и секундой позже мне кто-то въехал в зад. Несильно. Больше похоже было на толчок. Только покачнулся «бьюик», но я даже не пошевелилась. Первой реакцией было воскликнуть по примеру матушки, когда что-то усложняет ей жизнь: «Почему я?» Я сомневалась, что авария приличная, но все равно будет заноза в заднице. Я дернула тормоз и остановила машину. Наверно, мне нужно выйти проверить чертовы вмятины.Я выдохнула и взглянула в зеркало заднего вида.
В темноте мало что можно было разглядеть, но то, что я увидела, меня не обрадовало. А увидела я уши. Длинные заячьи уши на парне, сидевшем за рулем. Я извернулась на сиденье и покосилась в заднее окно. Заяц отвел свою тачку фунтов на десять и снова меня протаранил. Сильнее на сей раз. И «Большой Голубой» дернулся вперед.
Черт.
Я сняла машину с тормоза, дала газу и рванула на красный свет. Заяц не отставал. Я свернула на Чамберс-стрит, попетляла по улицам и остановилась перед домом Морелли. Я не увидела за собой фар, но это не гарантировало, что заяц отстал. Он мог выключить фары и припарковаться. Я выскочила из «Большого Голубого», добежала до двери и позвонила, потом забарабанила в дверь, а потом заорала: — Открой!
Морелли открыл, и я заскочила внутрь.
— За мной гонится заяц, — пояснила я.
Морелли высунул за дверь голову, посмотрел направо, посмотрел налево и сказал:
— Не вижу никаких зайцев.
— Он на машине. Впечатался мне в зад, а потом загнал сюда.
— Какая машина?
— Понятия не имею. В темноте не разглядела. Увидела только торчавшие уши за рулем. — Сердце у меня колотилось, и я все никак не могла отдышаться. — Я вне себя, — пожаловалась я. — Этот парень доводит меня до ручки. Какой-то заяц, черт возьми! Это же какому идиоту взбредет в голову послать гоняться за мной зайца?
Ну и разумеется, пока я громко возмущалась по поводу зайца и дьявольского ума, то вспомнила, что отчасти сама виновата. Я же сама сказала Абруцци, что люблю зайчиков.
— Мы не распространялись, что заяц замешан в убийстве Содера, поэтому шансы, что здесь какой-то подражатель, мизерные, — заявил Морелли. — Если предположим, что за этим стоит Абруцци, то здесь обсуждаемый ум умеет тонко рассчитать. Известно, что Абруцци отнюдь не дурак.
— Просто сумасшедший?
— Сумасшедший насколько можно. Я слышал, он коллекционирует сувениры, а потом надевает их во время своих военных игр. Наряжается Наполеоном.