Роковое совпадение
Шрифт:
— Ну-с?
— Да, — отвечает она.
— Как прошло у юриста?
Она пожимает плечами:
— Он адвокат.
Калеб чувствует, что «адвокат» звучит как оскорбление. Как обычно бывает, когда речь заходит о юридических тонкостях, он не знает, что ответить. Подвал полупустой, но Калеб неожиданно осознает, какой он большой, как близко к Нине находится, и ему начинает казаться, что здесь слишком мало места для них двоих.
— Ты еще куда-то поедешь? Потому что мне нужно заглянуть в «Стройматериалы» и купить брезент.
Брезент ему ни к чему:
— Присмотришь за Натаниэлем?
На его глазах Нина каменеет.
— Разумеется, я присмотрю за Натаниэлем. Или ты считаешь меня настолько неуравновешенной, что я не смогу о нем позаботиться?
— Я не это хотел сказать.
— Именно это, Калеб. Возможно, ты не хочешь в этом признаться, но ты хотел сказать именно это.
В ее глазах стоят слезы. Но поскольку Калеб не может придумать слов утешения, он просто кивает и проходит мимо нее. Их плечи соприкасаются, когда он направляется к лестнице.
Естественно, ни в какой магазин он не едет. Он ловит себя на том, что без дела катается по округе, по проселочным дорогам, подъезжает к «Текиле-пересмешнику» — небольшому бару, о котором время от времени упоминает Нина. Он знает, что здесь они каждую неделю обедают с Патриком; ему даже известно, что бармена с конским хвостом зовут Стейвесант. Но раньше Калеб никогда сюда не заглядывал. Он входит в практически пустой зал и чувствует, как внутри него зреет тайна: он знает об этом месте больше, чем оно знает о нем.
— Добрый день! — говорит Стейвесант, пока Калеб топчется у бара.
Где больше всего любит сидеть Нина? Он осматривает каждый стул из тех, что выстроились у стойки, словно зубы, пытаясь угадать.
— Чем могу помочь?
Калеб пьет пиво, он никогда не увлекался крепкими напитками, но сейчас просит налить ему виски «Талискер», бутылку которого видит в баре. Название произносится так же мягко, каким, по его предположению, будет и сам виски. Стейвесант ставит перед ним рюмку и тарелку с арахисом. Через три стула сидит какой-то бизнесмен, а за одним из столиков — женщина, которая пытается не расплакаться, пока пишет письмо. Калеб салютует бармену.
— Ну, будем! — произносит он тост, который услышал однажды в фильме.
— Вы ирландец? — спрашивает Стейвесант, проводя тряпкой по полированной столешнице.
— Оттуда родом мой отец. — На самом деле оба родились в Америке, а его предки были шведы и британцы.
— Серьезно? — Этот вопрос уже от поднявшего голову бизнесмена. — Моя сестра живет в графстве Корк. Изумительное место. — Он смеется. — Как, черт возьми, вас сюда занесло?
Калеб делает глоток виски.
— Выбора не было, — продолжает лгать он. — Мне было всего два года от роду.
— Вы живете в Санфорде?
— Нет. Я здесь по делам. Занимаюсь торговлей.
— Да, все мы такие! — Собеседник поднимает свое пиво. — Да благословит Господь корпоративные расходы, верно? — Он
Они обсуждают грядущий хоккейный сезон у «Брюинз», погоду (похоже, опять выпадет снег) и спорят о преимуществах Среднего Запада, где живет бизнесмен, перед Новой Англией. Калеб не знает, почему обманывает бизнесмена, но ложь рождается так легко, а осознание того, что собеседник поверит всему, что он скажет, почему-то, как ни странно, дарит ощущение свободы. Поэтому Калеб делает вид, что он из Рочестера, штат Нью-Гемпшир, — города, где он на самом деле никогда не был. Он выдумывает название компании, которая занимается производством строительного оборудования, и историю о ее небывалых достижениях. Он позволяет лжи слетать с губ, собирает ее, как фишки в казино, чтобы чуть ли не до головокружения наблюдать, сколько же ее можно нагромоздить, прежде чем вся пирамида рухнет.
Мужчина смотрит на часы.
— Нужно звякнуть домой. Если я опаздываю, жена сразу думает, что я на арендованной машине обнимаюсь с деревом. Вы же знаете этих женщин!
— Никогда не был женат, — пожимает плечами Калеб и, словно кит, цедит виски сквозь зубы.
— Мудрое решение. — Бизнесмен встает со стула и направляется в глубь бара, к таксофону, по которому Нина пару раз звонила Калебу, когда разряжался ее сотовый. Проходя мимо, он протягивает руку. — Кстати, меня зовут Майк Йоханссен.
Калеб пожимает его руку.
— Глен, — отвечает он. — Глен Шишинский.
С опозданием он вспоминает, что назвался ирландцем, а не поляком. Что живущий здесь Стейвесант обязательно слышал это имя. Но это уже неважно. К тому времени как бизнесмен возвращается и Стейвесант задумывается, Калеб уже покидает бар — прикрываясь чужим именем, он чувствует такое облегчение, как ни разу за последние дни.
Окружной психиатр такой молодой, что у меня появляется непреодолимое желание протянуть руку через разделяющий нас стол и пригладить ему вихор. Но если бы я так поступила, доктор Сторроу, наверное, умер бы от страха, уверенный, что я хочу его задушить ремешком своей сумочки. Именно поэтому он решил встретиться со мной в суде в Альфреде, и не могу сказать, что я его виню. Все пациенты этого человека либо сумасшедшие, либо убийцы, и самое безопасное место для проведения беседы — как альтернатива тюрьме — общественное место, где бы толпились приставы.
Я одевалась с величайшей рассудительностью — не в свой обычный строгий костюм, а в штаны защитного цвета и хлопчатобумажный свитер с хомутом и легкие кожаные туфли. Когда доктор Сторроу будет на меня смотреть, я не хочу, чтобы он думал «юрист». Я хочу, чтобы он вспомнил собственную мать, которая стояла у боковой линии игрового поля, когда он играл в футбол, и поздравляла его с победой.
Когда он заговаривает, мне кажется, что у него ломающийся голос:
— Вы были прокурором в округе Йорк, не так ли, миссис Фрост?