Роковой круиз
Шрифт:
Мишель подумал об австралийской девушке, продававшей опалы в мастерской между заведением Рейли и открытым рынком. У австралийки были белокурые волосы, пышные формы и раздражающая его привычка мурлыкать песенки из телешоу, чего она не переставала делать даже во время секса. Несмотря на то что девушка предоставляла ему свое тело безо всяких ограничений, она принимала все меры предосторожности, чтобы он не оставил отпечатков пальцев на ее сердце. Это уязвляло Мишеля, поскольку хотя он и не любил ее, ему хотелось, чтобы его любили.
Он покачал головой, отгоняя от себя мысли о том, как Мехерио и Ленни проведут следующие несколько часов, и начал открывать окна кают, чтобы проветрить их.
Он проверил радио и уровень зарядки аккумуляторов, убедился, что днище не протекает, что холодильники и запас консервированных продуктов в них в порядке. Затем он положил карты предстоящего перехода
Каждый раз, приводя «Опус» в порядок, Мишель изумлялся, размышляя о том, что это сверкающее великолепное создание, пятидесятитрехфутовый тримаран с грациозными, как крылья архангела, корпусами, когда-то было ржавой развалиной. Не щадя себя, Ленни нанимался на самые тяжелые работы в обмен на все лучшее, что оставалось от других разбитых посудин. Позже они стали обменивать на запчасти и шитье Мехерио. Кубрик и лестница были отделаны тисом и латунью, иллюминаторы украшены изображениями музыкальных нот, каюты с двухъярусными койками скорее напоминали маленькие гостиничные номера и не вызывали ассоциации с подводной лодкой. В одном из боковых корпусов они поставили койку, рассчитанную на невысокого клиента, возможно ребенка, случись тому возжелать романтики. Там же Ленни отгородил аварийный отсек. В другом корпусе хранились консервы. Ленни приложил все усилия к тому, чтобы внутренние помещения были светлыми и как можно более свободными. Даже расположенные в кормовом отсеке узкие койки Мишеля и Ленни поднимались, образуя просторный номер. При попутном ветре «Опус» легко развивал скорость в восемь узлов и летел по волнам, как чайка. Когда на борту не было никого, кроме них, яхта могла разогнаться и до одиннадцати.
Мишель и Ленни встретились на огромном судне для дайверов, где они оба тогда работали. Как-то они заговорили об одном и том же: кишащие за бортом загорелые тела дайверов всех форм и размеров напомнили им о трагедии «Титаника». В последующие дни они присматривались друг к другу. То, что они увидели, вызвало у обоих восхищение. Мишель с завистью отметил словно врожденную морскую сноровку Ленни, его сверхъестественное предвидение того, что может появиться из-за очередной скалы, умение предугадывать неуловимое для радаров приближение шквала. Ленни оценил невероятное терпение, проявляемое Мишелем в общении с бестолковыми туристами. Парень умел понять, что им требуется, прежде чем они сами осознавали причину своего дурного настроения, умел вовремя пошутить, подбодрить, похвалить или просто покормить своих великовозрастных подопечных. С улыбкой на губах Мишель легко отговаривал тупицу от самостоятельного погружения, когда в подобной ситуации Ленни, взбешенный идиотской бравадой, вынужден был уходить прочь, чтобы не сорваться. Ему удавалось сохранять доброжелательность в общении с возмутительно богатыми немецкими бюргерами, помогать им, не потворствуя их прихотям и не опускаясь до подобострастия. В конце каждого дня карманы Мишеля раздувались от чаевых.
«Опус» еще даже не был спущен на воду, когда Ленни предложил Мишелю присоединиться к нему. И хотя у Ленни было множество знакомых, именно Мишель через год стал шафером на его свадьбе.
Мишель закончил беглый осмотр аккумуляторов и лебедок, десятков ремней, которые могли порваться, клемм и зажимов, которые могли разжаться, и всего остального, что могло треснуть, разболтаться, лопнуть, и приступил к составлению списка необходимых продуктов.
Делая покупки, он обязательно расспросит своих друзей о последних сплетнях. Он выпьет пива с Квинном Рейли, владельцем ирландского паба «Рейли» и магазина «Хард Гудз» на Розалия-стрит. Он выслушает
Все эти люди заменяли Мишелю семью. Они присматривали за сумкой, в которой он хранил карманные часы деда, книги, фотографии и письма от матери. Они думали о нем, когда он находился в отъезде.
Мишель был типичным представителем живущих на острове иммигрантов.
О людях, покидающих родной дом, чтобы посвятить себя суровой морской жизни, говорили, что их либо разыскивают, либо гонят.
Мишель принадлежал ко второй группе.
Он не оправдал надежд своей преуспевающей семьи, экспортирующей шикарную одежду французских дизайнеров из Монреаля. Он так и не окончил школу, решив попробовать себя в бесперспективной роли диджея, отказался поступать в колледж, и его место в модной фирме «Южин-Мартин» досталось его младшему брату Жану. Мишель без особого энтузиазма принимал подачку, которую ему каждые полгода присылал отец. Этих денег ему хватало (хотя и не вполне) на предметы первой необходимости.
Мишель балансировал на грани между респектабельностью и бродяжничеством, но надеялся со временем занять более устойчивое положение. Он не скатился до наркотиков или разврата, как американский парнишка Аза, отпрыск семьи мультимиллионеров. С остановившимся взглядом и чистыми руками Аза стоит у своей тележки, торгуя фруктовым льдом. Похоже, он будет заниматься этим, пока не состарится. Порой Мишель шел на риск, но не забывал заботиться о себе. Он ходил в церковь, когда оказывался в порту, и каждые полгода посещал врача. Если было необходимо, он откладывал деньги на визит к дантисту. На Рождество он летал домой, к родителям.
Первым делом он реашл зайти в паб «Рейли», чтобы по старой дружбе попросить Квинна об услуге. На этих просоленных островах, где очень немногие задерживались надолго, дружба старилась довольно быстро. Оказавшись в извечном полумраке заведения, Мишель позвал хозяина:
— Квинн, тебе придется открыть для меня скобяную лавку. Мне нужны консервные ножи. У нас последний заржавел.
— Он заржавел у тебя или у Ленни? — уточнил Квинн. — Ленни об этом знает?
Мишель опустил глаза, и Квинн сочувственно кивнул. Они никогда не открывали консервы и не распечатывали сублимированные армейские полуфабрикаты, на приобретении которых настаивал Ленни, называя их отличными продуктами по прекрасной цене. Но Ленни придет в ярость, если узнает, что по недосмотру Мишеля на «Опусе» остался только один консервный нож. Сверкающий морской воздух мог разделаться с чем угодно.
Поскольку у Квинна был выходной, он, несмотря на раннее время, уже сидел над пятой пинтой. Поэтому и попросил Мишеля зайти еще раз на следующий день. Мишель рассказал ему о заказе: четыре американки, которые дружат еще со школы, хотят прогуляться от Сент-Томаса до Гренады. Много времени к море и мало выходов на берег за всякой ерундой. Американки будут развлекаться самостоятельно — читать, загорать, болтать. Их с Ленни задача будет заключаться лишь в том, чтобы время от времени обеспечивать дамам погружение, веселить их какими-нибудь россказнями, занимать настольными играми или показывать дождливым вечером кино. Никаких скандалящих новобрачных или угрюмых тинейджеров.
Мишель попрощался с Квинном, пообещав вернуться через несколько недель. Выйдя из паба, он спустился по Розалия-стрит к рынку и там сел в машину. Выехав на Сентер Коув-роуд, Мишель купил минеральную воду и вино, ловко забросив ящики с бутылками в кузов видавшего виды «доджа». Он поймал себя на мысли, что с американками будет хоть немного веселее. В течение трех месяцев его приветливостью и дружелюбием злоупотребляли новобрачные, сотрясавшие судно стонами и ссорами, семейные сборища, которые следовало бы разогнать, и даже шестеро беспрерывно ругавшихся бойскаутов, или как там их называют в Штатах. Его насмешила одна запись, сделанная Ленни в бортовом журнале, в который они заносили краткие заметки: «Погода и плавание — хорошо. Гости — громко».