Роковой поцелуй
Шрифт:
– Ну хорошо, хорошо, я поеду. Но мне нужны деньги – на игру, и новая коляска. В этом твоем протекающем рыдване я не поеду.
Лицо Роберты осветилось улыбкой торжества:
– Решено! Завтра выезжай!
Уж если от этого никуда не уйти, лучше побыстрее. Но такая миссия отнюдь не улыбалась Хэдли. Он чувствовал себя как пациент с зубной болью, отправляющийся к плохому цирюльнику.
Элис прижалась пылающей щекой к холодному окну, за которым хлестали потоки дождя. Перед ней простиралась вереница холмов; их и без того мягкие, нечеткие силуэты совсем терялись за сплошной стеной ливня. Даже сейчас, когда
Слава Богу, этот потоп не застал их, когда они добирались сюда из Лондона. Это было всего два дня тому назад. Дорогу развезло, хотя до этого не меньше недели стояла сухая погода; но в такой ливень, как сегодня, они скорее всего бы просто застряли.
Да, им повезло; путешествие прошло довольно спокойно. Тем не менее, оно все равно было достаточно мучительным для Элис. Целый день ехать и слушать беспрерывную болтовню в небольшом дилижансе Данкена – с короткой остановкой на обед в обшарпанной харчевне с претенциозным названием «Королевская палата». Вспоминалось, как она ехала в последний раз этой дорогой – только в Лондон: тоже невеселые воспоминания.
Делия и повариха Бриджит – ее спутницы – пребывали совсем в другом настроении. Для них впереди были месяцы отдыха, летнего тепла, свежего воздуха холмов Нортхэмпшира – конечно, это было лучше промозглого, надоевшего Лондона.
Элис уже заранее представляла себе, что такое Донегал – нечто импозантное, солидное. Она видела гравюры с изображением поместья, слышала пересуды прислуги – о том, как чудесно будет, наконец, выбраться в этот райский уголок.
Однако то, что она увидела, когда их экипаж выехал из вязовой аллеи и стаи огибать большой пруд, расположенный перед замком, превзошло все ее ожидания. Возможно, у Данкена было меньше денег, чем у ее отца но зато у него было явно больше желания их транжирить.
Донегал не был старинным родовым владением, камни которого еще помнили бы времена норманнского завоевания. Он был создан волей и богатством Джеймса Грэнвилла – отца Данкена. Стремясь стереть то пятно, которое легло на их род из-за неравного брака отца, виконт Грэнвилл-старший решил построить нечто такое, что сразу же заставило бы замолчать этих снобов из высшего света. По крайней мере, у них должно было перехватить дыхание от зависти.
У Элис, во всяком случае, действительно перехватило дыхание, когда экипаж остановился у мраморного портала и она выглянула наружу; взор не мог охватить разом все это массивное сооружение. Элис предпочла бы в качестве убежища какую-нибудь скромную хижину в глухом лесу.
Здесь у Элис была уже не крохотная комнатушка, как в Лондоне, а нечто более заслуживающее названия апартаментов – большая комната, камин, отделанный черным деревом, мебель от Хейплуайта… Это, однако, не только не подняло ей настроения, а наоборот, напомнив о Брайархерсте, лишь вызвало новый приступ тоски по утраченному благополучию. Да еще вдобавок персидский ковер на полу! Ну что ж, пусть она птичка в клетке, но зато какая клетка! Нет, все равно утешение не приходило. Не хватало ощущения безопасности, но еще больше не хватало Кейрона!
Воспоминания о том, какая новая жизнь просыпалась в ней каждый раз, когда он приближался к ней, возвращались вновь и вновь, как ни старалась она изгнать
Элис покраснела: стыдно, ведь она помолвлена с Хэдли. Пусть ее не связывают с ним ни страсть, ни приличия, но, в конце концов, это обязательство, имеющее юридическую силу! К тому же она полностью зависит от Хэдли; от Роберты помощи ждать нечего, кто же еще будет отстаивать ее права?
Хэдли! Он ведь рискует жизнью, чтобы спасти ее! Как же она смеет желать другого? й все-таки: если память о Кейроне, о его прикосновениях помогает ей пережить тяготы ее нынешнего жалкого состояния, то почему она должна лишать себя и этого? Все равно, будущего у них нет. Это то же самое, что хотеть попасть на луну – ну что плохого в такой мечте?
В самом деле, что плохого? Элис присела в кресло из красного дерева, стоявшее у небольшого письменного столика. Мало того, что ее каким-то ураганом выбросило из той жизни, которая была ее миром. Теперь ей надо самой выбросить из своего сердца то, что уже стало частью ее существа.
Элис потуже затянула поясок своего пеньюара, накинула сверху большую шерстяную шаль – теперь можно и отправляться на разведку в библиотеку. Весело трещал огонь в камине, но в комнате было более чем прохладно. Два дня, проведенные в Донегале, напомнили ей, что эти летние резиденции, хотя и попросторнее городских, но зато их и гораздо труднее обогреть. Потолки высокие, в стенах влага, от них несет холодом, сколько их ни топи.
Если бы у нее была какая-то надежда заснуть, она бы давно уже задула свечку и нырнула в кокон своей постели. Но спать не хотелось, вернее, дремота то надвигалась, то вновь уходила прочь – как будто дразнила ее. Все мысли, мысли… Элис потерла воспаленные глаза и приготовилась к долгой, бессонной ночи.
Надо было пораньше поискать какую-нибудь подходящую книжку. Ей было высочайше позволено пользоваться библиотекой – привилегия, которой среди прислуги располагала только она. Еще бы – Данкен считал, что чем более гувернантка будет начитанной, тем лучше это скажется на Лайли. Хоть за это слава Богу!
Но днем сходить в библиотеку было некогда – она была занята распаковкой вещей. Потом был обед в комнате управителя, потом всякие дела, одно за одним – так и не успела. А теперь, ясно, она без книги не уснет. Просто смотреть на огонь – это успокаивает, конечно, но не вполне. Нужно как-то отвлечься от тягостных мыслей.
Если бы она воспитывалась не как хозяйка имения, если бы ее обучили тонкостям поведения гувернантки в чужом доме, то она, конечно же, оделась бы как следует даже для того, чтобы спуститься на этаж ниже. Но тут она решила пренебречь правилами и быстренько сбегать туда-сюда в более легком наряде, чем того требовали строгие правила. Кто ее увидит? Часы на башне уже давно пробили полночь.
Элис потянула на себя скрипучую дубовую дверь; бр-р-р, как холодно! Она еще плотнее закуталась в шаль, чтобы не растерять то тепло, которое все-таки накопила в своей комнате. Копна распущенных волос, разметавшихся ниже плеч, тоже немножко согревала. На цыпочках она спустилась по широкой парадной лестнице. Красная дорожка на мраморе лестницы переходила в ковер. Этот ковер и еще три образовывали в вестибюле рисунок креста; в середине было пустое пространство.