Роковые таблички
Шрифт:
– Да пошёл ты, козлина. Я спущусь и на ремни тебя порежу. Я тебя жрать по куску буду, и заставлю на это смотреть. Я…
Максим пожал плечами, и надавил на спуск. Хлопок выстрела, истошный вопль наверху – и, рассыпавшееся кровавыми лохмотьями лицо, скрылось в чёрно-оранжевом аду пылающей комнаты. Ему на смену тут же высунулась до смерти перепуганная девица.
– Не стреляй, умоляю, убери пушку. Мы уже почти задохнулись, у нас волдыри от ожогов, нас рвёт постоянно так, что сердце почти через горло вылазит. Ещё полчаса, и ту одни головешки останутся. Дай нам спуститься – мы всё для тебя сделаем. Пожалей
Максим в ответ молча помотал головой, давая понять, что жалеть никого не планирует. Конечно, он на мгновение всё же почувствовал некоторую жалость к запертым в душегубке людям – что ни говори, а девчонка хороша, как актриса. Убеждать она умеет. Но мгновение, на то и мгновение, что быстро заканчивается, уступая следующему. А в следующий миг Максим снова вспомнил боль и унижение прошедшей ночи. Нет, ребята, такое прощать нельзя.
Вдруг из комнаты раздался ужасающий, звериный рёв. Грязная лапа откинула женщину от окна, и в следующую секунду в проём выпрыгнул мужик, размахивая огромным тесаком. На что он рассчитывал, непонятно – если напугать Максима, то частично ему это удалось. Самому бесстрашному заори сзади на ухо – он вздрогнет. Эффект неожиданности. Вот и Максим застыл в недоумении, но лишь на пару секунд.
Если же мужик, обезумев от едкого дыма и нестерпимого жара, решил, выскочив в окно, напасть на Максима, то его замысел был обречён на провал. Земное притяжение ни для кого исключений не делает, и мужик, грузно, как-то боком рухнув на обледенелый асфальт, заголосил невероятно высоким голосом. Про тесак он совершенно забыл, и тот валялся в метре от корчащегося прыгуна. Максим подошёл ближе, изготовив молоток для удара.
Подступив ближе к упавшему, он брезгливо поёжился – одна нога бедолаги была неестественно вывернута, и светло-серая кость вспорола обильно смоченную кровью и мочой ткань брюк. Тот, кто вчера хотел лишить жизни Максима, сейчас, не прекращая вопить, повернулся к недавней жертве. Его лицо, искажённое гримасой боли и ненависти, представляло собой один большой ожог. Максиму даже показалось, что вздувшаяся багровыми волдырями кожа слегка дымится и потрескивает, как мясо на гриле.
Максим не стал ждать, и пробил молотком самую макушку обожжённой головы. Вопль, который доводил его до оторопи, стих только после четвёртого, или пятого удара, когда жало молотка с чавканьем опускалось уже в кашу из мозгов и осколков кости.
Всё, отмучился! С некоторыми людьми лучше не связываться, но этот бандит слишком поздно уяснил это для себя. Хотя, Максим сильно сомневался, в том, что такие люди вообще способны что-либо понять. Образумить их можно лишь с помощью пули, ножа, огня или вот… молотка.
Максим отвернулся от агонизирующего тела как раз вовремя – в окно вылезала крикливая девица, которую придерживал мужчина в тлеющей куртке. Похоже, что он только что сбил с одежды пламя. Решили воспользоваться тем, что Максим отвлёкся на их товарища, да упокоится тот с миром, и думали под шумок сбежать от наказания. Не тут-то было! Максим подошёл к ним поближе, и передёрнул затвор дробовика. Он уже знал, как сделать это погромче и пострашней. Так, чтобы у того, кто услышит это сухое клацание, засосало под ложечкой в ожидании выстрела.
– Не рано ли вы уходить собрались, гости дорогие? Вам же так нравилось у печки
Женщина снова заголосила, на этот раз ещё проникновенней и жалостливей.
– Ну, отпусти ты нас. Мы уйдём, и ты нас никогда не увидишь.
– Я вас и так больше никогда не увижу. И никто не увидит, за что мне все только спасибо скажут – меньше мрази на земле останется, - Максим поигрывал дробовиком, упиваясь ролью праведного мстителя. На время он даже забыл о болячках, полученных благодаря этим «просителям».
Девушка уже не играла – по её лицу, смешиваясь с сажей текли слёзы. Сама она, не просила, а уже ревела в голос:
– Умоляю, отпусти нас. Да, какого чёрта – нас? Меня отпусти, я тебе пригожусь. Я такое могу, что ты о других бабах вмиг забудешь. Я всё для тебя сделаю. Любое желание. Только помоги мне выбраться.
Максим опустил ружьё, но не потому, что внял увещеваниям девицы – просто рука затекла. Но в глазах женщины он успел заметить мелькнувший огонёк надежды. Сам не зная почему, но он решил дать ей немного пожить – в конце-концов, с одной женщиной он всегда сможет справиться, в случае, если она решит навредить ему.
Максим изобразил рукой с зажатым в ней молотком, приглашающий жест:
– Ладно, ты одна можешь прыгать – убивать пока не стану. Но только ты.
Женщина мгновенно прекратила реветь, продолжая лишь негромко всхлипывать: «Да, только я. Да, на кой мне ещё кто-то. Только я», - суетливо принялась карабкаться на карниз. Однако, едва она перекинула за окно лишь одну ногу, в её густые волосы вцепилась огромная, обожженная ручища. Надежда на её лице мгновенно сменилась ужасом, когда из дыма, вслед за рукой, появилось лицо, с которого кусками слезала кожа, будто шкурка с разваренной картофелины.
Намотав волосы женщины на руку так, что её веки полностью обнажили перламутр глазных белков, монстр, этот человек-головешка, взревел:
– Куда же ты без меня, крошка? Не выйдет – со мной пойдёшь. На тот свет, и прямо сейчас, - лишившийся рассудка от боли и удушья мужчина бросился в объятую огнём комнату. Он буквально запрыгнул, вскочил в самое пекло пожара, как на борт уплывающего катера, увлекая за собой несчастную женщину. Вопли, что вылетали из пламени, были недолгими, но пробирали до самого костного мозга высочайшей концентрацией в них боли и безысходности.
Максим подождал, когда утихнет последний стон, и отошёл на противоположную сторону улицы. Возле стен его бывшего убежища становилось нестерпимо жарко. Максим устало опёрся о кирпичную стенку здания. Пламя уже вырывалось из окон, и, будто огромными пальцами, щекотало кирпичную стену. Было видно, что пожар бушует и в коридоре, и в некоторых смежных кабинетах. Через пару часов, может чуть больше, от старой школы останется лишь закопченная кирпичная коробка.
Максим с сожалением смотрел на пожар, им же устроенный, щурясь на ослепительно-оранжевую стену огня. Всё же, здесь он смог пережить самое суровое время – морозы, метели, пронизывающие зимние ветра. Сейчас уже нет таких смертоносных морозов, даже по ночам. Однако, выйти из города пока не получится из-за раскисших до полной непроходимости полей и просёлков. Придётся подыскать новое убежище. Хотя бы на пару недель.