Роковые таблички
Шрифт:
И вдруг, за спиной кто-то с шумом принялся раздвигать камыш и плюхать водой. «Вот чёрт, конкуренты! А у меня, кажется, поклёвка», - раздражённо подумал Вовка. Он медленно обернулся:
– Мужики, я здесь прикармливал, вообще-то. Вы бы…
Вовка хотел посоветовать наглецам не шуметь, а найти другое место для лова, но слова застряли в глотке, выпустив наружу лишь испуганный стон. Из зарослей, с быстрым шелестом, к нему молнией кинулись огромные когтистые лапы. Последнее, что увидел несчастный рыболов, были чередующиеся чёрные и золотистые пятна на матовой
Сухроб едва поспевал за напарником. «Вот гад, шайтан! А ещё земляк – впарил кроссовки на размер больше», - с раздражением вспоминал он чернявого крепыша – продавца с рынка. Теперь же обувь болталась на ноге, натирая жуткие мозоли. А ещё ведь бензокосу надо тащить, да канистру с топливом.
Бехруз обернулся и на родном языке принялся подгонять компаньона – им вдвоём предстояло за один день обкосить большой пустырь между строящимися домами, наглухо поросший бурьяном. Сухроб, сжав зубы до скрежета, прибавил шагу.
Хоть и к жаре, и к тяжёлой работе, он был давно привычен, но сегодня пот жестоко разъедал глаза, заставляя постоянно утирать лицо рукавом. Бехруз орал на него с другого конца пустыря, называя лентяем. Сухроб негромко огрызался.
Но в этот раз напарник закричал особенно громко и невнятно. Сухроб хотел уже пойти, и по-мужски урезонить его менторский пыл, но с ужасом увидел, что там, где в высокой траве стоял напарник, его уже нет. А над раскачавшимся, как от сильного ветра, бурьяном, брызжут фонтаны крови и высоко взлетают куски человеческой плоти.
Сухроб с трудом преодолел поразившее его оцепенение, и бросился к строительной площадке, заметив, как волны бурлящей, подобно кипятку, травы, направляются в его сторону. Но не успел он сделать и десяти быстрых скачков, как мощнейший удар пришёлся ему под щиколотку, подбросив высоко в воздух.
Приземление на засыпанную гравием площадку вышибло воздух из груди, и, задыхаясь, мужчина крепко зажмурил от страха глаза, ожидая жестокой расправы. Но ничего не происходило. Сухроб медленно приподнял веки, и заметил, что травяные заросли, раскачиваясь, пригибаются к земле, но на открытые места из пёстрой тени никто не выходит.
Потом волнение травы стихло. Сухроб осмотрел окровавленную стопу, с которой был грубым ударом сорван кроссовок и вознёс хвалу Аллаху за то, что остался жив. Потом мысленно пожелал долгих лет жизни вчерашнему проныре-продавцу, за обувь огромного размера, сохранившую ему ноги и жизнь.
Грубое бормотание стихло, как отголосок дальней грозы, когда в относительную прохладу полевого стана ввалился грузный мужчина в синем костюме. Умолкшие мужики повернулись в сторону вошедшего, стараясь не встречаться с ним взглядами. Суровый толстяк в костюме сипло отдышался, достал засаленный платок и промокнул лоб и щёки.
– Уф-ф, жарища! А у вас здесь, в тенёчке, прохладно. Ну и долго прохлаждаться
Мужчины в пыльных спецовках молча отвели глаза. Толстяк продолжал отчитывать:
– Чего молчим-то? Мало того, что засуха до чёрта зерна в пыль превратила, так теперь оставшееся убрать не можем. Работники в поле идти не желают. Так получается?
– голос говорившего уже напоминал не то крик, не то рычание, а в уголках губ стала собираться белая пена. Неожиданно, со скамейки прозвучали спокойные слова, произнесённые с характерным сельским говорком:
– А так и получается, Андрей Силаньтич, и не бери на голос – мы не просто так в поле не выходим, не после пьянки или ещё чаво. Пожить нам ещё охота, вот чё! Слыхал, в соседнем районе комбайнёра прямо во время жатвы разодрали, как козла на живодёрне. Люди с дороги видали, как его с сидушки сдёрнуло, и всё… Только полбашки на дорогу вылетело.
К разговору подключился ещё один крестьянин:
– Ага, вчера к соседке племянница из-под Орла приехала. Так у них в хозяйстве троих, как крючьями растянули. На куски. Тоже в поле вышли, на уборочную.
Теперь все включились в разговор, стараясь блеснуть знанием схожих историй, услышанных от соседей, родственников и прочих «проверенных» источников.
Андрей Силантьевич заметил, что работники его хозяйства на самом деле испуганны. Он быстро сообразил, что один криком делу не поможешь. И когда соревнование на самую кровавую историю стало подходить к концу, начальник негромко и доверительно заговорил:
– Ребята, ну это же смешно, как вы не понимаете. Один алкаш свалился с комбайна под ножи, трое других не поделили чего то по-пьяни, и порезали друг-друга, а вы уже – не пойдём в поле. Как бабы слухи собираете. Вы поймите, что урожай надо собрать – кровь из носу, надо.
Его складную речь прервал уже не испуганный, а раздражённый возглас:
– Кому надо? Нам с апреля зарплату не выдавали. Всё обещанного ждём, как дурачки.
– Мужики, ну вы же поймите – пора сейчас горячая. Деньги идут и на запчасти, и на солярку. Вот урожай сдадим, и получите все долги сполна.
Хозяина вновь грубо прервали уже с другого конца скамьи:
– Ну да, а третий этаж своего дворца ты строишь без остановки. Значит, на это деньжата нашлись. И чего нам в поле лезть на погибель – за твои обещания, или за четвёртый этаж на твои хоромы? Да теперь мне в руки пачку денег суй – не пойду.
Смельчака поддержали одобрительные выкрики со скамейки. Андрей Силантьевич попытался ещё больше усластить свой тон:
– Всем выдам деньги на следующей неделе. Расшибусь, а выдам. Ещё и премию выпишу. Мужики, ну вы же работяги – вы же больше ничего делать не умеете. Хватка у вас не та. И отцы ваши пахали, и деды. Ну, куда вы пойдёте? в город? Не смешите… - начальник попытался произнести это как можно дружелюбней, однако высокомерие скрыть не смог. Крестьяне недовольно загудели, и, бросив пару оскорблений в сторону заносчивого хозяина, вереницей потянулись из бытовки.