Роксана. Детство
Шрифт:
Решение было принято вовремя. Опекунша вышла на крыльцо и, прикрыв глаза от яркого солнца ладонью, осмотрелась в поисках меня.
— Ксаночка-детка, обедать пора.
— Иду, ба!
Пробежала через двор, птичкой взлетела по крепким ступеням, обняла за талию обеими руками, уткнулась носом в живот. Родная…
Сроднилась я с Глафирой, душой приняла, благодарна была за заботу и любовь безусловную. И вот сейчас мне надо будет сделать ей очень больно.
— Ба… папеньку выпустили, — осторожно начала я и почувствовала, как тело княгини напряглось,
Глафира крепко ухватила меня за плечи, отодвинула от себя и в лицо заглянула:
— Роксаночка, да как же можно? Это же отец твой, а ты его в дом не пустила…
На лице обида и непонимание, в глазах горечь и слёзы. И уже шаг в сторону ступеней — бежать, обнять, прощения попросить, в дом проводить. Но я бешеным клещом вцепилась в неё:
— Погоди! Папенька болен… или проклят. Тёмно-серый кокон вокруг тела. Я как раз медитировала, когда он через портал прошёл, вот и увидела случайно, — я смотрела в лицо Глафиры, разрывающейся между внучкой и сыном. — Поверь, я не хочу навредить папеньке, но и тобой рисковать не могу. Сейчас Прасковья придёт и скажет, что нам дальше делать. А во времянке мы и сами жили. Думаю, там лучше, чем в камере. Только надо еды и питья доставить.
— Я отнесу, — подхватилась истосковавшаяся по сыну мать, но я не пустила.
— Нет, бабушка. Пусть это сделает Аким.
— Не по возрасту жестокая ты, лапушка, — сказала женщина, глядя на меня с сожалением. — Изменила тебя болезнь. Сильно изменила. Иной раз даже думаю, ты ли это…
— Я, бабушка, я! — схватила Глафиру за руку, потрясла, привлекая внимание. — Только свидание со смертью, пусть даже минутное, любого изменит.
Тут во двор через ограду перепрыгнул Дружок, а следом в калитку ворвалась запыхавшаяся целительница.
— Что у вас случилось? — едва переводя дух, спросила она.
— Прасковья Владимировна, умоляю, — бросилась к ней княгиня, чуть ли не кидаясь в ноги и заламывая руки. — Сын вернулся, а внучка утверждает, что он сильно нездоров. Теперь ни его в дом не пускает, ни меня к нему. Роксана вас послушает, скажите ей, что она ошиблась!
Целительница кивнула Глафире, не то соглашаясь с её словами, не то просто приветствуя, и шагнула ко мне:
— Рассказывай, что видела. — Слушала внимательно, не перебивала, только губы сжимала в упрямую полоску. Когда я закончила, ещё раз кивнула и шагнула к времянке. Княгиню, отправившуюся было следом, остановила: — Глафира Александровна, присмотрите за Роксаночкой.
И ушла. А мы с бабушкой сели на ступеньку крыльца и не сводя глаз с двери во времянку, принялись ждать.
Я думала о том, что в моей жизни в самом ближнем круге появился ещё один человек. И надо будет выстраивать с ним отношения, принять его или хотя бы вид сделать, что принимаю как отца.
О чём думала Глафира, теребившая в руках платочек, я, разумеется, не знала. Но хотелось поддержать её, успокоить как-то.
— Ба, не сердись на меня за папеньку, но не могла я против натуры своей пойти. Знаешь, что
— Знаю, лапушка, знаю. Поэтому и не сержусь. Но тревожусь за Петрушу. Думаешь, Прасковья справится?
— Она сильная целительница. Будем молится за папеньку и просить милости Триединого.
Бабушка обняла меня, прижала к себе, и мы вновь молча уставились на дверь времянки, ожидая результата.
Прасковья вышла почти на закате. Уставшая, осунувшаяся, но с довольным лицом победительницы.
— Что? — бросились мы к ней в едином порыве.
— Горячий суп, горячий чай и долгий сон, — ответила знахарка.
— Кому? — не поняла Глафира.
— Всем! Вижу, что и вам это лишним не будет.
Глава 6
— Не о чем рассказывать… — Пётр Андреевич поставил изящную белоснежную чашечку на блюдце, отстранился от стола и сложил руки на груди. — О плохом не хочется, а хорошего там ничего не было.
Выспавшийся, отмытый в мыльне до скрипа, одетый в домашние брюки со штрипками, белоснежную льняную рубаху и короткий, до середины бедра, атласный халат, он, несмотря на худобу и неухоженность причёски, уже не выглядел тем несчастным оборванцем, каким я увидела его впервые.
Освободили отца, не найдя достаточно доказательств его вины. Однако возвращать конфискованное никто не торопился.
— Прощаясь, начальник тюрьмы мне сказал: «Не советую искать правду и причины произошедшего, уважаемый Пётр Андреевич. Какую-то компенсацию вашей семье выплатят, со временем, может быть, и титул вернут, а пока так». Да я и не собирался этого делать. Рад был, что живым выпустили, а не придушили по-тихому, как иной раз бывает в таких тюрьмах. Кто же знал, что умирать отправили. Спасибо Роксаночке да Прасковье Вадимовне…
В тюрьме отец подхватил каменную лихоманку.
— Сам подхватил или помогли? — спросила я наставницу, на что та только плечами пожала.
— Кто знает… Эта зараза обитает в подвалах старых домов, в заброшенных шахтах и в тюрьмах. По уложению содержания арестантов раз в полугодие охранники должны мага приглашать и обрабатывать помещения заклинаниями, но… Хорошо, что Пётр Андреевич маг земли. Был бы сильным, паразит не смог бы его одолеть, а так хотя бы сопротивлялся и до освобождения смог дожить.
— Но ты, подруга, сильна, коли за один раз смогла гадость извести! — в который раз восхитилась я целительницей.
— Да какое «сильна», — отмахнулась та от моей похвалы. — Запомни: никогда не берись за дело, если не уверена в собственных силах. Понимаешь, эту гадость необходимо одним разом извлечь из заражённого и прихлопнуть. Иначе никак. Ведь знала же, что неокончательно восстановилась после ночи, так нет — увидела глаза Глафиры и помочь захотелось. Едва сама во времянке не осталась. Думала, без сил упаду на лежанку рядом с папенькой твоим, а поутру ему жениться на мне придётся.