Роксана. Детство
Шрифт:
Я не стала ехидничать о том, что дело и так к тому идёт. Может, пока сами «молодые» этого не осознают, но мы с Глафирой видели и взгляды украдкой, и оживление князя, когда Прасковья приходила, и румянец на её щёчках, когда они с отцом пальцами нечаянно соприкасались.
— В общем-то я не против тебя в роли мачехи, — хихикнула я. — Вот только мамой, прости, звать не стану…
А если серьёзно, то испугались мы в тот день за целительницу знатно. Белее полотна вышла, едва ноги переставляет, хоть и шутить пытается. Подхватили её всем гуртом — Глафира,
Хорошо, что такой недуг, как магическое истощение, в этом мире не редкость. Кто нечаянно, кто по глупости, кто самоотверженность проявляя — в общем, мало кто из магов хотя бы раз в жизни не сливал резерв до донышка. Поэтому как оказать первую помощь пострадавшему одарённому, знает каждый мало-мальски грамотный человек. Исчерпать силы легко и быстро, а вот восстанавливаться не меньше двух недель приходится.
Пётр Андреевич после лечения оправился быстро и тоже подключился к уходу за спасительницей. Чтобы Прасковья не скучала, читал ей книги, рассказывал о своих путешествиях и исследованиях. Наверное, тогда и зародилась между этими двумя сначала симпатия, а потом и нечто большее.
… — Стыдно над наставницей насмехаться, — шутя погрозила мне пальцем знахарка. — Думаю, что мачеху тебе Павел Андреевич будет выбирать не в нашем селе. Мало кого может заинтересовать старая дева, изгнанная из университета за крамольные исследования вопросов, веками считающимися непреложной истиной.
— Да помню я твоё убеждение, что целительство и некромантия есть суть одного и того же, но рассмотренная с двух сторон. В моём мире ты, скорее всего, стала бы патологоанатомом. А от папеньки ты напрасно открещиваешься. Видела, как он на тебя смотрит?
— Он на всех смотрит. На тебя, кстати, тоже.
М-да… Папенька — это не бабушка. Боясь, что в сказочку о святой покровительнице он может не поверить, я попыталась отыграть роль девочки-припевочки. Всюду таскала за собой Мишутку, за столом время от времени капризничала, не желая пить молоко — там пенки! — или есть кашу. Цеплялась с кучей умных и не очень вопросов, просила поиграть со мной или почитать на ночь. Фу…
— Ты чего такая кислая, словно клюквы наелась? — спрашивала Прасковья, когда мы уходили на практические занятия в поле.
— Знала бы ты, подруженька, как мне тоскливо. Мозг скоро ссохнется! У меня десятки идей в голове, а я их реализовать не могу. Если бы не ты и не наши занятия, давно бы волком выла.
— Что тебе мешает записывать мысли для использования в будущем? Через месяц тебе… хм… телу твоему исполнится шесть лет, ещё десять — и отметишь первое совершеннолетие. Больше свободы будет, счёт свой сможешь иметь, место и направление учёбы выбрать. Правда, с разрешения родителей или опекунов, но, думаю, тебе позволят. Подработка во время учёбы разрешается даже без согласия, вот и будешь реализовывать свои планы. У тебя вся жизнь впереди, а ты
— Десять лет! Ты представляешь, сколько это? Да я от тоски загнусь!
— Не загнёшься. Я постараюсь тебе помочь, — щёлкнув меня по носу, пообещала Прасковья.
И с того самого момента начала разговаривать со мной только по-англицки. В школе и институте я проходила английский. В буквальном смысле слова. Не изучала, не зубрила и не учила, а проходила мимо занятий языком. В загранпоездках выбирала отели с русскоязычными менеджерами. В крайнем случае нанимала переводчика. Мне жаль было тратить время на то, чтобы учить чужой язык, да и необходимости особой не было. А вот сейчас появилась.
У меня был выбор: или обидеться и перестать общаться с единственным человеком, от которого у меня не было тайн, или учиться. Благо папенька язык знал в совершенстве. Я истязала родителя всё свободное время, которого у него с каждым днём становилось всё меньше.
Полеводческую бригаду Марфы теперь курировал сам автор технологий и создатель культур. Он с утра до заката пропадал в полях, где контролировал работу, помогал советами и исправлял собственные ошибки, которые были допущены в лаборатории.
— Матушка, можно ли будет мне на огороде отапливаемую теплицу построить в зиму? Не хочется время терять… — как-то вечером, оторвавшись от своих конспектов, спасённых Дорой Марковной, поинтересовался Пётр Андреевич.
— Отчего же нельзя? Вот спрошу у помощников и вызовем строителей, — отложив вязание, ответила Глафира.
— Не понимаю, — нахмурился Пётр Андреевич. — Зачем разрешение спрашивать? Отдал же тебе деньги домовой, и ладно. Теперь они твои.
— Я так не считаю, — княгиня выпрямила спину и неодобрительно посмотрела на сына. — Во-первых, деньги не столько мне отдали, сколько Роксаночке. Во-вторых, мы обещали потратить их на добрые дела и на обустройство дома. Поэтому…
— Разве моя работа по селекции и районированию недоброе дело? — вскинулся папенька. — Не для себя же стараюсь…
— Петруша, не надо, — Глафира поморщилась от громкого голоса. — Твои пламенные речи о пользе для всех уже имели последствия. Дурные люди легко могут переиначивать слова и подавать их с опасными комментариями. И говори, пожалуйста, тише.
Мужчина извинился, покаянно поцеловал пальчики бабушки, взял тетрадь и ушёл к себе в комнату.
— Всегда вспыльчивым был, а после тюрьмы и вовсе как порох вспыхивает по любому поводу, — вздохнула опекунша.
— Надо Прасковье Вадимовне сказать, чтобы она ему настойку или отвар какой успокоительный прописала, — погладила я опечалившуюся женщину по плечу. Похоже, не о таком она мечтала, ожидая возвращения сына. — А с помощниками о теплице я поговорю. Дело-то хорошее и папеньке чем заняться будет.
Перед сном, глядя на народившийся лунный серпик, я думала о том, что у всех, кто меня окружает, есть серьёзное дело. Одна я, будто мне и впрямь шесть лет, только и делаю, что всех вопросами достаю и учусь.