Роксана. Девочка у моря

Колч Агаша

Но я не чувствовала ни опустошения, ни усталости. Мне казалось, что обучение шло от простого к сложному. И да, артефакт от насекомых был одним из самых простых.

С первым я провозилась чуть ли не два дня.

Это только кажется, что так просто положить по две меры серебра и свинца в тигель, поставить его на горелку, а когда металл потечёт, добавить меру серы. Все получилось ровно так, как с жерновами и печеньем. Одно дело знать, другое — сделать. Как я тогда не сожгла дом, не получила ожогов и смогла залить сплав в формы, припорошенные слюдой,

одним духам известно.

И когда от радости готова была исполнить танец бешеного бизона, пришло осознание, что главная работа ещё впереди. Теперь в каждый амулет, а я по наивности и самомнению новичка залила три формы, нужно вплавить перевёрнутую руну, символизирующую свободный полёт. Руна простая, но вписывать её нужно собственным даром огня. А у меня с ним как-то не очень.

Именно в то мгновение пришло сомнение: «Оно мне надо?». И следом насмешка: «Как быстро ты сдалась. Даже не начав».

Да счаз! Закусив губу, временами забывая, как дышать, по миллиметру вычерчивала волшебные знаки. Когда закончила, спина была мокрой от напряжения, руки дрожали, но, как ни странно, оттока силы я не почувствовала.

Наутро отнесла коробочку со своими изделиями поближе к Источнику, пристроила её меж камней и оставила на сутки.

— Работают? — поинтересовалась Глафира, когда я рассматривала мерцающие лёгким свечением и отражением солнечных лучей в микроскопических частичках слюды три артефакта в виде боба.

Ответом стало стремительно разлетевшаяся во все стороны стайка мелких мошек, круживших над газоном.

— Работают! Получилось! — забыв о приличиях, скакала я по террасе, радуясь первой победе в столь непростом деле, как артефакторика.

И вот меня отлучили от понравившегося мне дела на два дня.

Пойти Прасковье пожаловаться, что ли? — пнув шишку, подумала я и побежала к ароматному сараю.

В эти дни мы с подругой почти не виделись, сосредоточившись каждая на своей задаче. Хотелось сказать целительнице, как я теперь понимаю и разделяю её увлечённость. Но Прасковья в лаборатории была не одна. В точно таких же фартуке и косынке, какие были на подруге, и под её наблюдением Карима, дочь Надии и Абяза, что-то смешивала в миске. Они явно вместе работали.

Как так? Прасковья моя подруга! Почему рядом с ней чужая девчонка?

Поймав себя на этой мысли, я испугалась. Хоть и показалось мне, что не устала, но вот такое нехарактерное для меня поведение сказало о многом. Сознание отступает, и тело берёт верх. Права Глафира, выгнав меня на выходные. И Прасковья права, взяв себе помощницу. А я не пуп Земли и не центр Вселенной, чтобы всё кружилось вокруг меня.

Локализовав необоснованный приступ ревности, я забралась на высокий стул, чтобы дождаться окончания эксперимента. От нечего делать стала рассматривать лабораторию, отмечая, что моя круче и, наверное, стоит поделиться с подругой кое-каким оборудованием. С изучения помещения переключилась на Прасковью. И тут я заметила то, от чего едва со стула не упала.

Губы девушки явно припухли

и, как мне кажется, не оттого, что она их в задумчивости прикусывала. Подруга недавно целовалась! Поправляя непривычный для неё высокий ворот блузки, Прасковья слегка сдвинула его с шеи, являя характерный синяк на шее. Засос!

О! Вот это я удачно зашла. Пока я, закопавшись в лаборатории изобретала примитивные артефакты, подруга активно устраивала личную жизнь. Ох, главное, чтобы после этого устройства нам не пришлось бы нянчиться с младенчиком. И тут же в голове телеграфной строкой понеслись ингредиенты, необходимые для противозачаточного артефакта.

Записала, закрыла тетрадку, убрала её и подумала, что Прасковья и самостоятельно может решить этот вопрос — всё же она целительница. А если и надумает родить, что в том плохого? Неужто мы таким большим женским коллективом не воспитаем ребёнка?

Главное, я очень хочу, чтобы она была счастлива. И как бы ни зудело моё любопытство, не буду ни о чём расспрашивать. Захочет — сама расскажет, а нет… и так понятно, что это Пират моей подруге голову закружил. Или она ему.

Рассудив, что выбравшись из одной лаборатории, сидеть в другой неразумно, я пошла мириться с Феденькой.

Как и предполагала, осерчал он на меня за сестру крепко. Не орал и не топал ногами, но так глазами зыркнул, что мороз по коже пробежал. И сейчас страшно идти к нему в мастерскую, но надо. Интересно же, смог он миксер «изобрести» или нет.

— Фёдор Зиновьевич, — тихой мышкой поскреблась я в дверь. — Можно к вам?

— Зачем? — ага, молотком не запустил — уже хорошо.

— Хотела узнать, понравилось ли вам печенье, что с Каримой передавала.

— Понравилось.

Ой, мне показалось или при упоминании имени девушки у Феденьки уши слегка заалели? Как там Алиса говорила: «Всё страньше и страньше! Всё чудесатее и чудесатее!». Ладно, об этом потом, сейчас главное судьба миксера.

— Вот для такого печенья мне и нужно ваше изобретение…

— Давно уже готово, как обещал. Только вы, барышня, занимаетесь не печеньем, а сманиванием добропорядочных девиц на переезд в деревню туземцев.

Вот как, значит, это я Ульку сманила? Ну держись, Феденька, кажется, ты уже забыл, какой злобной гадиной могу быть. Привычным движением хватаю с полки первое, что попалось под руку. И делаю шаг вперёд.

— Стоп! — механик примирительно поднимает руки. — Был не прав. Признаю.

Ни фига! Шлея уже попала мне под хвост.

— Послушайте, сударь! Во-первых, никогда, вы слышите, никогда не смейте гиримцев называть туземцами. Ишь ты, выискался миссионер-просветитель! Многие из этих людей могут назвать имя своего пра-пра-прадеда. А вы сможете? — Феденька замялся. — То-то же! Во-вторых, ваша сестрица сама сбежала от вашей утомительной опеки. Взрослая она уже. Не заметили? И в-третьих, готовьте документы на миксер и остальные изобретения. Нашли мы хорошего стряпчего, который на все наши новинки оформит патенты в столице.