Роксолана: королева Востока
Шрифт:
Она понимала, что и наши, и поляки потеряли родину, ценность большую, чем физическое здоровье. Теперь они не знали, куда их отправят и у кого они очутятся. Как толь ко она перестала слышать родную и польскую речь, начала оглядываться по сторонам, чтобы забыть страшные сцены, виденные недавно. Она с замиранием сердца смотрела на мраморные палаты и стройные минареты прекрасной как мечта столицы Османов, утопавшей в цветах и зелени под синим южным небом.
В священную Мекку как раз отправлялись весенние караваны, что везли дары и прошения султана к гробу Пророка. Ибо то был приписанный
Уже с утра тесно было на широкой улице, что с северного конца пристани ведет к Ильдиз-Киоску, расположенному над Босфором на вершине Бешикташа.
Бесчисленные повозки мелькали в цветастой толпе… А от Бешикташа до горы Ильдиз стояло рядами войско падишаха. Все еще выходили эти стройные ряды солдат султана из казармы янычар длиной в целую милю, что была быстро достроена при десятом султане Османе. Все крыши домов были до отказа заполнены зеваками. Из каждого окна смотрели глаза любопытствующих, чьи головы едва пролезали в проем из-за тесноты. А все выступы стен и балконы были утыканы зрителями, так что свободного места на них не осталось. Длинными рядами сидели на балконах турчанки в вуалях. Каждая с нетерпением ждала появления молодого султана.
Того же хотели и молодые невольницы, оставленные далеко позади. Это было сделано просто для того, чтобы они не могли идти ни вперед, ни обратно к пристани.
Из мечети вышла длинная вереница исламских священнослужителей: старые, степенные, бородатые мужи в длинном одеянии зеленого шелка с широким, шитым золотом воротником. На головах их были зеленые тюрбаны с широкими золотыми лентами. Там, перед окнами великого падишаха, в тайне от толпы грузили султанскими дарами святой весенний караван к гробу Пророка.
Настя глядела во все глаза. Но не могла увидеть, что делалось там, куда пошел длинный ряд священнослужителей.
Она переборола в себе внутреннее унижение из-за кандалов на руках.
И вот, уже с веселой улыбкой, она обратилась к старому «опекуну» и сказала бархатным голосом:
— Скажи нам, добрый Ибрагим, куда идут эти духовные лица?
Ибрагим ласково посмотрел на нее и ответил:
— Скажу, о Хюррем, хоть и не признаешь ты святого имени Пророка. Не теряю надежды на то, что светом его учения озарится когда-нибудь твой веселый взгляд. Скажу как есть. В том, что это верно, ты убедишься, если Аллах будет милостив к тебе и сделает тебя служанкой одной из жен падишаха, да живет он вечно!..
Он указал куда-то и продолжил:
— Они идут к большому двору дворца падишаха, где под окнами султана всех султанов грузят священный караван его дарами. Почтенные паломники, что пойдут с караваном, и эти духовные лица, что сопроводят их, идут в шатер, где приготовлен для них большой ужин. На ужин к ним выйдет сам шейх-уль-ислам, поверенный халифа в делах ислама, и благословит их на дорогу. После они выйдут из шатра и встанут перед окнами султана. Счастлив будет тот, чьему взору хоть раз предстанет десятый, величайший из султанов Османов…
Тут старый Ибрагим передохнул и продолжил:
— Он стоит в одном из окон и взмахом руки попрощается с паломниками, а они поклонятся ему до земли. Потом выйдут тридцать посыльных и передадут проводникам каравана золотые в шкатулках белой кожи, перевязанных зеленым шнуром. А за ними выйдут носильщики с кувшинами, в которых и лежат дары султана, отправляющиеся в Мекку. Сначала нагрузят двух верблюдов, а за ними —
На этих словах сердце Насти задрожало. А она еще не знала, от чего. Но через мгновение поняла причину своего волнения: исламский символ напомнил ей иной образ иного торжества в родном родительском доме, где в сочельник выносили сноп и стелили на полу пшеничную или ржаную солому. Смеркалось. На небе появилась первая звезда. Редко падал снежок. Как сон, как далекая мечта возникло в ее душе это праздничное воспоминание. И Настя склонила на секунду свою головку.
А старый Ибрагим рассказывал дальше:
— После этой церемонии верблюдов остановят и расстелят перед ними молитвенные ковры. Священнослужители обратятся к Мекке, а шейх-уль-ислам еще раз благословит их. Тогда святой караван покинет пределы дворца и пойдет среди народа. Вот и началось…
Действительно, по движению толпы было видно, что идет священный караван. Все глаза посмотрели туда. Во главе были те самые духовные лица, что недавно заходили в пределы дворца. Но теперь они уже ехали на белых конях; седла их были богато убраны золотом. Ряды стражи с трудом сдерживали толпу, которая хотел как можно ближе оказаться около каравана. Тупыми концами копий и батогами прогоняли тех, что все-таки прорывались сквозь стражу. Два головных верблюда возвышались над толпой своими головами. Дорогие металлические удила свисали с их морд, шелковые кисти с золотом прикрывали их. На горбе первого верблюда на драгоценном ковре возвышался балдахин, наполненный сокровищами и покрытый златоткаными коврами. Другой верблюд нес на горбе, на шелковых коврах, чудную башню, с павлиньими и страусиными перьями, что должны были отгонять от каравана злых духов. За ними шла стража в такт глухим ударам барабанов.
Теперь колонна остановилась. Два араба, вооруженные кривыми саблями и металлическими щитами с тарелку величиной, сошлись друг с другом в бешеной схватке. Они быстро наносили удары по щитам и саблям друг друга, искусно правя конями. Это зрелище олицетворяло на падение разбойников на караван и бой с ними: паломники длинными палками отбивались от нападавших. После караван спокойно двинулся дальше.
В середине его, под сильной охраной, два крепких мула несли прекрасный резной, напоминавший целый павильон паланкин из черного дерева. Крыша его держалась на золоченых столбах. Сверху у него блестел золотой полумесяц. По бокам было открыто по три окошка, а спереди и сзади — по одному. Все они были завешены шторками. На мягких подушках в паланкине сидел маленький сын султана, который представлял отца: сам султан лишь душой был с паломниками.
При виде престолонаследника гигантское воодушевление воцарилось в народе. Но он только движениями глаз и рук, а не криком, выражал свои чувства, чтобы не испугать юного наследника падишаха.
И только шепот шел среди мусульман: «Это Мустафа, первенец султана Сулеймана…»
Это был первый член семьи падишаха, которого Настя увидела в его столице. Красивый, живой ребенок.
За паланкином шел длинный ряд тяжело нагруженных мулов. Каждый из них кроме двух наполненных сосудов нес еще по какому-то чудному четырехстороннему приспособлению с павлиньими и страусиными перьями. Все они были покрыты драгоценными тканями.