Роксолана Великолепная. В плену дворцовых интриг
Шрифт:
– Красавица выросла, скоро пора думать о замужестве, – с грустью улыбнулась Роксолана. Взрослые внуки означали ее собственную старость. Конечно, замуж Айше можно не торопиться, ей всего тринадцать, но годы так быстро летят!.. Роксолана только вздохнула.
Заметив этот вздох, чуткая Михримах тут же поинтересовалась:
– Что случилось, матушка?
– Подумала о том, что скоро стану прабабушкой.
Айше от ее слов вспыхнула и поспешила удалиться.
Роксолана не стала задерживать внучку, ей не терпелось поговорить
– Матушка, пойдемте в мою комнату, там теплей.
Зима в том году и впрямь выдалась холодной, с моря постоянно дул сырой ветер, уютно было только у жаровен. Конечно, ни султанша, ни ее дочь не мерзли, и жаровен, и мехов достаточно, но сидеть целыми днями с закрытыми окнами и дверьми тоже невесело.
В комнате Роксолана даже не сразу позволила снять с себя теплую накидку, ее знобило. Заметив это, Михримах встревожилась:
– Может, позвать лекаря?
– Нет, не нужно. Просто ветер сырой и холодный. Сейчас посижу у огня и согреюсь.
Роксолана сделала знак служанкам, чтобы удалились, и присела ближе к жаровне. Михримах поняла, что у матери серьезный разговор, подсела ближе.
– Здесь вы можете не опасаться, мои слуги молчаливы, как рыбы.
– Я сама не уверена в том, что хочу сказать.
– И все же скажите, вдруг это важно?
– Важно. – Некоторое время Роксолана молча смотрела на огонь, Михримах терпеливо ждала.
Только согревшись и скинув меховую накидку, Роксолана начала говорить.
– Мне нужно поссорить сестер.
Она могла не добавлять, каких именно сестер имеет в виду, дочь поняла.
– Как вы думаете это сделать?
– Михримах, сделать это надо так, чтобы оказался замешан и муж. Хочу, чтоб им было не до меня. Это единственное спасение. И чтобы Кара-Ахмед-паше тоже было не до меня, пусть с женой разбирается.
Михримах все же накинула матери на плечи легкий мех, старательно укутала, вздохнула:
– Я об этом думала.
– Что-то придумала?
Дочь тоже закуталась, усевшись у самых ног матери, вздохнула:
– Не люблю делать пакости, но иногда выбора не остается…
– Думаешь, удастся?
– Постараюсь.
– Михримах, ты единственная, с кем я могу говорить, на кого могу положиться. Ты права, пусть Кара-Ахмед-паша лучше воюет с сестрами своей супруги, чем со мной.
Они еще некоторое время обсуждали то, как совершить задуманное, смерть Джихангира и отставку Рустем-паши.
– Рустем-паша скоро приедет, не хотелось бы долго терпеть этого наглеца Кара-Ахмед-пашу во дворце.
– Боюсь, придется терпеть, матушка.
– Что? Что тебе известно? – Роксолана прижала руку к сердцу, в последнее время оно стало биться с перебоями, слишком много навалилось неприятностей.
– Кара-Ахмед-паша назначен Великим визирем взамен Рустема.
– О Аллах! Почему Повелитель сделал это?!
Если
Заметив, что мать побледнела, Михримах потянулась за стоявшим на столике шербетом.
– Матушка, вот мятный. Вам нужно успокоиться. Повелитель не мог иначе, армия требовала. В казни шехзаде Мустафы винили Рустема, потому его и пришлось снять с должности. Это не навсегда.
Все же не выдержала, горестно прошептала:
– Мне не сообщил…
Михримах поняла боль матери, но чем она могла помочь? Всегда надежной защитой от любых наветов, любой зависти и злобы для Роксоланы был султан, пока он любил и верил, остальные были не страшны. Повелитель всегда присылал из походов удивительные письма, полные любви и нежности, а сейчас пишет мало и слишком официально. Даже не его рука, это секретарь – вот что для Роксоланы было тяжелей всего.
За что рассержен на нее Сулейман, за смерть Джихангира? Но его вина не меньше, чем ее. За Рустема? Но тогда он должен бы вообще казнить зятя, а не просто снять его с должности.
После казни Ибрагим-паши Сулейман не желал никого видеть довольно долго, тогда Роксолана просто привела к нему детей:
– Повелитель, вы нужны детям…
И он оттаял: не сразу, постепенно, тяжело, но оттаял.
Теперь казнь Мустафы… Молва обвинила в подложных письмах Хуррем и Рустема, мол, теща и зять заодно и против законного наследника.
Роксолана выпрямилась, ее обвиняют в том, чего не делала? Так теперь сделает, чтобы не обвиняли зря! И Кара-Ахмеда с его мерзкой Фатьмой тоже изведет! И пусть на рынках болтают что угодно!
Михримах заметила у матери блеск в глазах.
– Вы что-то придумали?
– Делай, как задумала, Михримах. Мы должны перессорить всех со всеми, чтобы добить каждого по отдельности. Иначе они уничтожат нас.
Дочь только коротко кивнула. Мать махнула рукой:
– Михримах, давай поговорим о Айше Хюмашах. Ей действительно скоро подыскивать мужа. Никого нет на примете?
– Она еще мала, – рассмеялась Михримах. – Тринадцать лет.
– Она не вспоминает того человека?
– Аласкара? Нет, не слышала. Он больше не появлялся?
Роксолана покачала головой, взгляд стал грустным:
– Как защитить детей от жестокости этого мира? Вас не смогла, думала, внуков сумею…
– Разве можно защитить от мира тех, кто в нем живет? Да и нужно ли это? Ваши внуки справятся, матушка.
– Дай-то бог…
Сама того не заметив, Роксолана прошептала это по-русски. Михримах с интересом покосилась на мать. Единственный язык, которому мать их не обучала и никогда с ними не говорила – ее родной русский. Почему? Не хотела травить себе душу?