Роксолана Великолепная. В плену дворцовых интриг
Шрифт:
– Нурбану, не пора ли возвращаться к Селиму?
К Селиму это хорошо, но Нурбану волновал вопрос о Мураде. Если султанша оставит мальчика у себя, то едва ли воспитанный ею ребенок станет почитать свою мать Нурбану. Нужно сделать что угодно, но увезти Мурада с собой.
– Как прикажете, госпожа. Мурад тоже соскучился по отцу…
– Мурада ты оставишь здесь.
– Но, госпожа, его отец потребует, чтобы я приехала с сыном.
– Шехзаде Селим в походе! – Словно Нурбану сама об этом не знает.
Хитрая венецианка ахнула:
– А
Роксолана поняла, что это тупик, отправлять в Манису только Нурбану нелепо, хотя она готова отправить венецианку, которая подружилась с султанскими сестрами, хоть на дно Босфора, а отпускать от себя Мурада не хотелось, перевоспитание мальчика только началось и уже давало кое-какие плоды.
Вздохнула, постаравшись, чтобы этого не заметила Нурбану.
– Да, если поход Повелителя продлится, то вам не стоит уезжать. Поживите здесь.
К сожалению, это означало, что в лагере тех, кто противостоит ей самой, прибавится сил, да еще каких, потому что Фатьма и Шах просто кичатся своим происхождением, с ними справиться легче, а вот хитрая Нурбану способна затаиться, как змея, и укусить, когда совсем не ждешь.
Она уже давно вычислила для себя все варианты будущего развития событий, для Нурбану Мурад важней Селима, при Селиме она всего лишь наложница, пусть и самая любимая и влиятельная. Для Мурада она валиде – мать, с которой он будет считаться всегда, а когда сын станет султаном, Нурбану будет первой женщиной империи. Поэтому Мурада Нурбану свекрови не отдаст ни за что…
При этом венецианка способна жалить исподтишка, приятно улыбаясь и хлопая большими темными глазами. И то, что она объединилась с султанскими сестрами, очень плохо, теперь султанша оказывалась просто окружена противницами.
Вот когда Роксолана осознала, что противостояния еще не видела. Валиде Хафса, Хатидже и Махидевран были просто овечками по сравнению с остальными сестрами Сулеймана. И Фатьма, и Шах считали себя обиженными судьбой. Они, высокородные женщины, султанские сестры, дочери и внучки султанов приравнены к какой-то безродной рабыне! Даже не приравнены, а поставлены на ступень ниже!
Ради ненависти к проклятой ведьме сестры забыли даже ненависть друг к дружке и были готовы плечом к плечу противостоять самозванке. Шах выбросила из головы и проблемы с мужем, который не делал ни малейших попыток вернуться из ссылки в Стамбул.
Единственный выход – столкнуть их между собой. Нужно лишь придумать, как это сделать. Причем сделать так, чтобы не только поссорить между собой сестер, но добавить к этому Кара-Ахмед-пашу. Это можно сделать, превратив именно Великого визиря в предмет ссоры. Две женщины, готовые забыть свои раздоры ради противостояния третьей, легко могут поссориться из-за мужчины, но не из-за султана, легче сделать предметом ссоры мужа одной из них.
– Амаль, позови ко мне Эсмихан.
Сейчас, будучи, кажется, всесильной, Роксолана в действительности мало на кого
Как ей не хватало Зейнаб, Фатимы, Гюль, Гекче, Марии, которые были рядом когда-то! Сейчас нет не то что подруг, просто тех, с кем можно поговорить на равных, вокруг только служанки, глаза опущены, руки сложены на животе, как положено…
Теперь Роксолана понимала Сулеймана, потерявшего Ибрагима-пашу, с которым султан мог просто беседовать. Видеть перед собой только согбенные спины, склоненные головы, опущенные взгляды, слышать: «Повелитель… Мой султан…» Одиночество, когда круглые сутки вокруг люди… Даже когда султан спит, четверо дильсизов стоят у его постели, следя за светильниками, чтобы не только сберечь жизнь и покой своего хозяина, но вовремя потушить светильники с той стороны, на которую он повернется, и зажечь с противоположной.
Постоянно под присмотром, постоянно опасаясь за жизнь, не доверяя никому жить очень тяжело. Может потому Сулейман так любит размышления в одиночестве?
Ее собственные размышления прервал приход Эсмихан. Секретарь вошла и застыла у двери, привычно сложив руки на животе. Роксолана вдруг подумала, можно ли доверять этой девушке? Кто может поручиться, что она не подкуплена, что, написав то, что задумала госпожа, не сообщит об этом врагам?
И вдруг поняла, что не может доверять, но и сделать все сама тоже не может. Нелепое положение: она, всесильная султанша, взгляда которой боятся все, не может сделать сама ни шагу, то есть, может, но должна понимать, что желающим станет об этом шаге известно. Любая супруга купца свободней султанши! Все считают, что она делает все тайно, что фактически управляет империей из своей спальни.
Глупцы! Попробовали бы сделать это, когда вокруг десятки глаз и ушей. Даже переезд из Старого дворца в Топкапы положения не исправил, здесь ее тоже окружают глаза и уши.
– Эсмихан, подойди.
Девушка приблизилась. Может, она и верна и никогда не помышляла об измене даже в самом малом, но полагаться на это не стоит.
– Я уеду к Михримах, а ты пока подготовь письмо к… – она на мгновение запнулась, но всего лишь на мгновение, – к польскому королю. Дай понять, что мы намерены отправить ему арабские благовония и хотим купить меха.
Эсмихан постаралась скрыть свое изумление, ей это почти удалось. Но Роксолана ожидала его увидеть, а потому увидела. Вида не подала, только кивнула служанкам:
– Подготовить карету и отправьте гонца к Михримах Султан, чтобы мне не пришлось ездить впустую. Давно не видела внучку…
Дочь единственная, кому Роксолана могла полностью доверять.
Михримах приезду матери обрадовалась:
– Матушка, как хорошо, что вы приехали!
Обрадовалась и Айше Хюмашах.