Роль, заметная на экране
Шрифт:
Мне стало казаться, что я веду себя глупо, ничего не отвечая Вадиму. Я злилась на свою растерянность. Хотелось говорить весело и остроумно, будто не принимая всерьез его слов. Вместо этого я громко и деловито спросила:
— Всегда на съемках столько времени уходит?
— В общем, всегда, — ответил, улыбаясь, Вадим. Он старался перекричать музыку и шум. — Но, конечно, задача снимать балет в природных условиях все усложняет. В павильоне с декорациями много проще… Как на сцене…
— Это же замечательно! — перебила я его. — Только очень трудно! Конечно,
— Да, да, — радостно согласился он. — Вы правильно заметили! На фоне настоящего неба и земли…
Музыка кончилась.
— Нет, товарищи, это не годится, — раздался голос Евгения Даниловича. — Кто там слева? Надо было пригнуться…
Хабир с разгоряченным, потным лицом выскочил к краю обрыва и, присев, как кошка перед прыжком, крикнул:
— Держи меч на уровне плеча и прыгай в длину, а не вверх… По-настоящему!..
Он прыгнул, расстилаясь в воздухе. Потом выпрямился и снова начал считать. К нему присоединились остальные, и под громкий счет всех пятерых «сражающихся» они повторили «бой» с начала.
Солнце стояло уже прямо над головой, и, наверное, миновал полдень.
— Хабир, скоро вы? — спросила в микрофон Анна Николаевна и добавила: — Вадим Ефимович, вы нужны на плоту!
Вася через ее плечо крикнул в микрофон:
— Пора закругляться!.. А то уйдет солнце!..
Вадим, вздохнув, поднялся, довольно грустно улыбнулся мне и скрылся за кроной дерева.
Хабир даже не оглянулся в сторону плота.
— Мальчики, давайте как следует! И-и, раз, два, три! Раз…
Анвер горячился и, прыгая, выкрикивал какие-то башкирские слова. Парень, которого он схватил своими ручищами, даже ойкнул. Левый и правый воины ринулись вперед с такой злостью, что я испугалась, не проткнут ли они друг друга своими тупыми мечами. Когда они упали, Анвер так и взвился, перепрыгивая через них. Он поднял над головой скорченного горбуна, прыгнул с ним в сторону, потом вперед и, почти швырнув его рядом с собой, выдохнул, как в бочку:
— Хо-а!
— Яхши! — сказал Хабир. — Теперь все вместе! «Убитые», перестаньте ерзать! Считаю для всех. Рая, приготовьтесь!
Я поднялась с куртки Вадима и, спрятав ее, прижалась к стволу.
— И-и, раз, два, три! Раз, два…
Как можно больше выгнув подъем вытянутой ноги, я откинулась и протянула руку к сражающимся.
— Что это с вами? — прервав счет, удивленно спросил меня Хабир. — Почему вы такой соблазняющей русалкой извиваетесь среди ветвей?
— Я… я… — Мне оставалось только хлопать глазами.
— Да ведь на твоего любимого четверо навалились! Чудо будет, если они его к аллаху не отправят! С чего тебе такие роскошные аттитюды и арабески [2] демонстрировать! — крикнул на меня Хабир.
— Так ведь я балерина! И это балет… — рассердилась я. — Потом, и Анна Николаевна, и Вадим Ефимович…
— Можешь поименно перечислить всю съемочную группу, но здесь изображается не дно морское, и чары
На плоту, видимо, тоже шел спор. Вадим что-то горячо доказывал Евгению Даниловичу, но никаких распоряжений не последовало, и я молчала.
2
Аттитюды и арабески — позы в классическом балете.
Хабир, опустившись на колени возле корней дерева, склонился ко мне:
— Покажите, как бы вы держались во время боя, когда вокруг раздаются стоны, льется кровь…
Я невольно сжалась комочком около ствола и закрыла лицо рукой.
— Э, нет, Раюша! — на всю округу разнесся через репродукторы спокойный голос Евгения Даниловича. — Невеста не такая трусиха! Она ведь пошла против всех, швырнула в лицо баю его подарки. Вы сами назвали ее революционеркой!..
— Надо встать прямее, — начал объяснять Хабир.
Я не могла слушать. Невольно сравнивала с тем, что придумал Вадим. Потом я увидела, как от парома оттолкнулась лодка и Вадим гребет к нашему дереву.
Карабкаясь по ступеням, он мрачно объявил:
— Решили, что невесте надо просто двинуться вперед, потом отступить…
— Попроще, Рая, все делайте! — поднимаясь с колен, сказал Хабир. — Честное слово, так будет лучше…
— Внимание! — скомандовал Евгений Данилович. — Отрепетируем все вместе!
Вадим был уже около меня.
— Они не понимают… — сказал он неприязненно. — Эх, была бы моя воля…
— Отведи ногу назад! — крикнула Анна Николаевна.
— А корпус вперед, — сказал сверху Хабир. — Вы должны вглядываться, волнуясь за судьбу жениха…
Меня начали муштровать и с берега, и с плота, и в микрофон, и через рупор, и просто так… Молчал только Вадим. Я же за всю свою жизнь, кажется, не проявляла столько бестолковости, невольно сопротивляясь всему, что отличалось от репетиции с Вадимом.
Анвер, прыгая по берегу, чтобы не остыли мышцы, кричал:
— Если так репетировать, то работы хватит еще года на два!
— «Убитым», наверное, можно пока поспать? — иронизировали из-под дерева.
Я видела, как Булат, который с развязанным кушаком лежал около моей ветки, вытащил из-за пазухи книжку и начал читать. «Убитый копьем», размахивая убившим его оружием, смеясь, предложил:
— «Убитые», давайте уползем на кладбище, сниматься вряд ли будем.
Но убитой чувствовала себя я, а не они и была готова разреветься от всех этих веселых голосов.
— Ребята, перестаньте хулиганить! Вы мешаете нам работать! — гневно воскликнул Хабир, а мне сухо сказал: — Ты не обижайся. В нашем деле обижаться не приходится… Нет на это времени. Надо работать! Давай. Живот в себя… Ребра не выставляй.
Все смотрели на меня и ждали, когда я втяну живот.
— Еще прямее! — требовал Хабир. — Корпус должен быть как сталь, а ручки легонькие! Пальцы не растопыривай, хотя бы два соедини, это выразительнее.
И все ждали, когда я сделаю кисть руки выразительной.