Роль, заметная на экране
Шрифт:
— А что должна делать я?
— Тут два варианта. Или все, что связано с лошадью, будет снято издали. В конце, когда невеста отпускает лошадь на свободу и прощается с ней, попробуем снять покрупнее… Ну, снимем парня со спины… Или, если вы не боитесь, мы снимем вас на лошади крупным планом. Не на галопе, на рыси… И мы все будем бежать с вами рядом… Тогда и приласкаете лошадь вы сами… Это будет очень красиво. Наша картина много выиграет…
— Тогда мне надо скорее гримироваться и одеваться?
— Да,
Одевание получилось сложным. Моя одежда должна быть разорванной в борьбе с баем и во время скачки, поэтому на мне стали резать и рвать одно из красных платьев. Мая-художница и Анна Николаевна выхватывали друг у друга ножницы и, споря, кромсали шелк до тех пор, пока я не осталась в каких-то лоскутках.
— Анна Николаевна, она же у нас полуголая! — наконец ужаснулась Мая.
— А что же, по-вашему, прекрасная молодая девушка должна все время сниматься в каких-то мешках из-под картошки?
От возмущения таким отзывом о костюмах ноздри художницы раздулись, и она еще больше стала походить на шахматного коня.
— Почему вы так уверены, что разбираетесь во всем лучше других? — сердито сказала она. — Сегодняшний Раин образ должен монтироваться с наездником, которого будут снимать завтра! Что же, мы парню начнем плечи оголять? Одна смехота!
— Ладно. — Анна Николаевна надела мне отрезанный рукав и затянула на плече. — Но при разлуке с лошадью я все равно оторву эту дрянь! Пошли! — скомандовала она мне, не слушая протестов художницы.
Киноаппарат и операторы были уже в кузове грузовика. Лошадь стояла в старинной нарядной сбруе так же спокойно, как раньше. Небольшого роста, худощавый молодой человек взялся рукой за стремя и ожидающе взглянул на меня.
— Пожалуйста!
— Я не умею!
В его глазах мелькнуло презрение, но он только сказал:
— Тогда нужна табуретка или стул.
Кое-как со стула взгромоздилась я в седло. Мне почудилось, что я уселась на гребень волны, вот-вот готовой рассыпаться в брызги, до того колеблющимся, неустойчивым показалось сидение верхом. Я закачалась из стороны в сторону и вцепилась в седло.
— Оставьте в покое луку! — прикрикнул худенький парень, мой учитель. — Держитесь коленями! Упирайтесь в стремя!
Ап-ак стояла так спокойно, что я решилась даже пошутить:
— Ох, нелегкая это работа — из болота тащить бегемота…
Все же я поняла, как держать равновесие.
Потом наездник стал водить лошадь под уздцы.
Я совсем развеселилась, хотя сидеть верхом было ужасно неудобно, и мне даже казалось, что все кости ног выгибаются дугой.
Впереди уже медленно ехал грузовик, и Валя с Васей хлопотали около аппарата.
Я, осмелев, гладила на ходу лошадь, расправляла ее длинную густую гриву. Мне было приятно чувствовать ее живую теплоту.
Наконец наездник передал мне поводья, и мы с красавицей Ап-ак метров пятьдесят протрусили самостоятельно.
— Рая, вам надо поправить грим! — подбежав ко мне, сказала Нэля.
Я дотронулась до своего потного лба и поняла, что надо сойти с лошади. Наездник, придерживая стремя, протянул мне руку. Вадим протянул обе, и я спрыгнула с седла как в воду.
— Осторожно! — испуганно крикнул Вадим, подхватывая меня еще в воздухе.
Нэля тут же начала орудовать растушевками, а Евгений Данилович стал объяснять Вадиму и Зяме, чтобы они бежали около меня с другой стороны.
— Здесь хватит опытного наездника, — сказал он, — а там, для страховки, будьте оба. Только осторожно, не влезьте в кадр.
— Я один справлюсь, — сказал Вадим и, улыбнувшись, поддразнил Зяму: — Ты без очков, как раз под лошадь попадешь! Гуси на озере осиротеют, плакать будут!
— Сам завещание напиши! — отпарировал Зяма. — Ты человек женатый, сыну наследство оставляешь!
— Сыну сиротство не грозит! — рассмеялся Вадим.
Мне показалось, что Нэля что-то сделала с моими глазами и ушами, потому что на мгновение я перестала видеть и слышать. Потом я почувствовала, что она взяла рукой мой подбородок.
— Одну секунду подождите, Рая, не дергайте головой, а то я не так сделаю…
Я постаралась ни о чем не думать, но два голоса раздавались в ушах, словно на испорченной граммофонной пластинке. «Ты человек женатый…» — весело говорил один. «Сыну сиротство не грозит…» — задорно отвечал другой. «Ты человек женатый…», «Сыну сиротство не грозит…»
— Рая, что же ты застыла? — тряхнула меня за плечи улыбающаяся Лена.
— Устали? — спросил Евгений Данилович. — Ну, еще чуточку! Сейчас будем уже снимать.
Я повернулась лицом к лошади и закрыла глаза. Мне нужно было что-то сообразить, а что, я сама не знала. Каким-то образом я все-таки оказалась в седле. Я кивала головой всем, не вникая в то, о чем идет речь. Потом я увидела, как грузовик стал потихоньку удаляться.
Кто-то больно схватил меня за щиколотку, и я, оглянувшись, увидела Хабира.
— Рабига! — сказал он. — Возьми себя в руки. Поколения башкир садились в седло, как только начинали самостоятельно ходить! Ну, Рабига, не трусь, ты ведь башкирка!