Роль, заметная на экране
Шрифт:
Танец был очень простым, даже напоминал тот, который мы танцевали с Верой Коняшей во втором классе училища, изображая на концерте играющих котят. Мы с Анвером, конечно, ничего не спутали, все делали правильно…
— Ну? — удивился наш режиссер. — Не знаете, что делали?
— Жетэ [3] , под конец… — нерешительно сказал Анвер.
— То-то и оно, что выполнялись балетные па [4] , которые называются по-французски жетэ! Жетэ туда, жетэ
3
Жетэ — здесь: стелющийся прыжок с одной ноги на другую.
4
Па — танцевальное движение.
— А что? — спросила я.
Он, улыбаясь, взобрался к нам на площадку.
— Раюша, вы же встретились с любимым в чудесный летний день на красивейшей поляне! Вы от радости ног под собой не чувствуете! Он, наверно, хочет поймать вас за руку, а вы так же весело отстраняетесь со взмахом руки! — Евгений Данилович показывал это сам, насмешливо повторяя: — Вот так, вот так… А не жетэ туда, жетэ сюда с равнодушным видом. Ну-ка, давайте еще, как говорили в старину: «Начнем от печки»…
Мы с Анвером засмеялись и так, смеясь, начали «от печки» и дотанцевали до края площадки. Ну, а затем Анвер сажал меня на траву и продолжал танцевать один.
Наконец нас загримировали и начали снимать.
Не знаю уж, сколько раз Анвер, прерывисто дыша, бежал со мной на руках по воде в горку и сколько раз мне пришлось поднять руки к небу. Я сбилась со счета.
Теперь я не злилась на это. После того как на дереве я своей бестолковостью задержала съемку, мне стало ясно, что это процесс работы, а не вина киногруппы. Сейчас я понимала, что один раз Анвер пошатнулся в ручье, и на экране будет заметно; потом мой браслет зацепился за меховую шапку Анвера, и я сдвинула ее набекрень; потом Анвер забыл мне улыбнуться при встрече… Ну и конечно, то облаков слишком много, то слишком мало. Но в конце концов нас сняли.
— Отдохните, ребята! — сказала Анна Николаевна, закуривая. — Танец пастуха будем снимать с другой точки. Пока переставляют аппаратуру, успеем и отдохнуть и еще порепетировать…
Мы улеглись на раскладушках в тени большого тополя. Анвер хмуро закрыл глаза и отвернулся. Я сделала то же самое.
— Картина под названием «После драки», — раздался над нами голос с небольшим башкирским акцентом.
И два голоса рассмеялись.
Я открыла глаза. Около наших раскладушек стояли Вадим и Хабир. Я как можно спокойнее сказала:
— Здравствуйте.
Все утро я старалась даже не поворачивать голову в его сторону, но он пришел с Хабиром и смотрел на меня. Мои загримированные уши пылали, но я спокойно перевела взгляд на Хабира.
— Ну что вы всё ссоритесь? — спросил Хабир, улыбаясь.
— А мы не ссоримся, — сердито ответил Анвер.
— Разве можно обижать красивых девушек? — смеясь, воскликнул Вадим.
— Красивых много! — пробурчал Анвер.
— Таких, как невеста пастуха, очень
Закрыв глаза, я твердила себе:
«Спокойно, спокойно! Все это не должно иметь для меня никакого значения…»
— Я предпочитаю красивую душу! — процедил Анвер.
— А что ты понимаешь в душе? — взорвалась я. — Ты мне работать мешаешь! Когда я снимаюсь в сценах с отцом, у меня все сердце расцветает, а с тобой…
— Ребята, ребята, прекратите ссору! — серьезно сказал Хабир. — Тебе, Анвер, сейчас предстоит тяжелая работа, успокойся, не валяй дурака!..
— Копылевский! — обеспокоенно прозвучал издали голос Анны Николаевны. — Копылевский, нужно решить один вопрос!..
— Иду! — крикнул Вадим уже на ходу.
— Сейчас вдвоем будут наседать на главного режиссера… — с досадой сказал Анвер и шумно повернулся на бок.
— Помолчи! — прикрикнул на него Хабир и обратился ко мне: — Как вы себя чувствуете после вчерашнего?
— Благодарю вас, — ответила я официально, но с удовлетворением отметила, что он уже не обращается со мной на «ты», как с девчонкой.
Тут мне пришло в голову, что с Анвером мы переходим на «ты» только во время ссоры.
Издали доносился глуховатый голос Евгения Даниловича, громкие возражения Анны Николаевны и мягкие интонации Вадима.
«Действительно, они убеждают вдвоем, — отметила я и подумала: — Вадим — друг Анны Николаевны. И для меня он должен быть другом, и только. Несмотря ни на что…»
— Рая, проснитесь! — услышала я.
— А? Я уснула?
Зяма засмеялся:
— Давно уже репетиция идет. Скоро снимать будут…
— Ой! А как грим? Не смазала?
— Хорошо… Да вы спиной сидеть будете…
Меня так и усадили спиной к аппарату. Потом Вадим воскликнул:
— Товарищи, к чему снимать невыразительную макушку, когда Раин профиль так выгодно будет рисоваться на экране…
— Пожалуй… — согласился Евгений Данилович. — Раюша, сядьте немного левее!
Я не удержалась от горькой усмешки. Как поздно я догадалась, что составляю только «выгодное для экрана»…
— Давайте фонограмму! Последняя репетиция! — крикнула Анна Николаевна. — Хватит возиться с мелочами…
Анвер отчаянно волновался. Движения его были угловаты и нервны, но в то же время в них была какая-то особенная выразительность. Как будто своеобразие характера пастуха в том и заключалось, что, не умея выразить свои мысли и чувства, он начинает прыгать и плясать… Казалось, еще мгновение — и он свистом подзовет своего коня и с криком, с улюлюканьем поскачет в степи к табунам…
— Очень хорошо, — сказала я, когда он с разбегу упал передо мной на колени и протянул курай.
— Ой!.. Где уж… У меня все поджилки трясутся! Такие сложные вариации всего четыре дня репетировали! Ужас! Хорошо, что ваши вариации отменили…
— Как — отменили?
Но он уже бежал к исходной позиции, где его ждала Анна Николаевна.
— Анвер, дорогой, — крикнул снизу, от аппарата, Евгений Данилович, — не забывайте поднимать лицо! Не бодливая поза лбом вперед, а стремление к свету… Не бодайтесь!.. Ведь это танец радости…