Роман межгорья
Шрифт:
Саид-Али удивленно раскрыл глаза. Члены комиссии подходили к столу. Посмотрев на лица, он понял, что события в Караташе развертывались совсем не так, как рассказывали ему чайханщики и дехкане.
В дверях появились Касимов и Синявин с забинтованной головой. Только по его лицу Саид, к своему удивлению, не заметил дурного настроения. Изуродованный перевязками, он улыбался, видимо обрадованный приездом Саида.
— О, наконец-то вы приехали! А я наряд милиции направил вам навстречу. Нас вежливо попросили убраться из Караташа, чтобы даже нашим духом не пахло там… Представляю себе, какая бы там была
— А что с вашей головой? — спросил Саид.
— Чепуха. Я чересчур тяжелый и, падая, поцарапался о колесо. Чепуха, уверяю вас. А вот и наш уважаемый врач.
В комнату вошли несколько работников исполкома, а следом за ними и Евгений Викторович Храпков.
— А, товарищ Мухтаров, добрый день! Мы боялись, чтобы с вами чего не случилось. Даже жена моя… О, она прекрасно вас помнит еще после того случая и очень симпатизирует вам, — любезно говорил Храпков, не обращая внимания на смущение Мухтарова. — Она просила меня обязательно привести вас к нам… Я думаю, что вы не откажетесь как-нибудь пообедать у нас.
Мухтаров хотел уйти подальше от щекотливой темы и приостановить этот поток вежливых слов. Наскоро поблагодарив Храпкова, он попросил Синявина рассказать о том, что произошло в караташской конторе.
VII
Потребовалось несколько дней для приведения материалов обследования Голодной степи в такой вид, чтобы можно было доложить о них на заседании комиссии, обсудить их и принять решение. Комиссия собралась в большом зале городского Совета, откуда еще утром убрали кровати, на которых спали иногородние товарищи.
Председательствовал Саид-Али Мухтаров. Он предупредил в начале заседания, что обобщать материалы придется аппарату изыскательской экспедиции, и просил членов комиссии чистосердечно высказать свои соображения без каких-либо обиняков.
Начались выступления. Мухтаров терпеливо выслушивал одного за другим агрономов, представителей периферии, инженеров-хлопководов. Его спокойствие, граничащее с безразличием, стало уже кое-кого удивлять. Сидевший здесь Преображенский несколько раз протирал запотевшие стекла своего модного пенсне, иногда пожимал плечами и улыбался в свои щетинистые усы. Казалось, что он глубоко сочувствует Мухтарову, даже будто порывается помочь ему какой-нибудь репликой, подбодрить его. Тем более что молчаливость председателя такого ответственного заседания давала все основания беспокоиться за него. Энергия энергией, восточный темперамент — все это неплохо, однако для такого огромного строительства нужны знания, да еще знания, умноженные на опыт.
Преображенский, выступая от имени строителей, как-то неуверенно, вполголоса высказывал сомнение по поводу того, можно ли в Голодную степь подать самотеком воду из реки, протекавшей по горным ущельям. По царившей тишине и отрывочным репликам чувствовалось, что у него много единомышленников. Но удивительно, это, казалось, только раздражало его, хотя он сдерживался и не оборвал ни одной реплики, направленной против строительства.
— А как же без воды будет расти хлопок на истощенной столетиями земле? — воскликнул пылкий инженер-хлопковод Абрамович. — Наше мнение такое: лучше бросить больше средств на эксплуатацию уже существующих плантаций, чем напрасно тратить на
— Конечно, проблема Голодной степи… — вступил в спор профессор-агроном, — проблема Голодной степи — это необычное явление в индустриализации России, — и тут же поправился: — в индустриализации Советской России. Но мы не можем не отметить того факта, что если строители не сумеют подать воду на эти широкие просторы утоптанного веками неиспользуемого лёсса, то… — присутствующие уже стали выражать нетерпение, слушая столь долгие обоснования профессорских выводов, — то… — он развел руками и, улыбнувшись в сторону Саида, закончил: —…мы должны будем сказать, что идея заселения коллективами Голодной степи не осуществима!
И, садясь, он вздохнул даже с облегчением.
Примерно ту же мысль высказывали и другие представители науки и общественности. Молчание председателя комиссии некоторые из присутствующих расценивали как его беспомощность, и люди постарше, не сдерживаясь, высказывали очень резкие суждения по поводу самой идеи орошения Голодной степи. Саид-Али сидел неподвижно, в то время как поток намеков, острот и упреков по адресу «такой затеи» все ширился. По-видимому, председатель комиссии обдумывал свое заключительное выступление.
Синявин заметил это и поделился своими догадками с Храпковым. Оба они высказывали свое мнение очень осторожно, не делая почти никаких выводов. Каждый из них по-своему интересовался поведением Преображенского. Для Евгения Викторовича тот в какой-то степени являлся его протеже. Это он, опираясь на свой авторитет известного хирурга и видного деятеля здравоохранения, предложил взять инженера Преображенского во вновь создаваемую строительную организацию. Любовь Прохоровна непременно поинтересуется тем, «как там Сонин Виталий» ведет себя на работе?
Синявин руководствовался другими соображениями. Преображенского он раньше не знал и познакомился с ним, когда тот явился с неожиданным визитом. Еще тогда Синявин почувствовал, что этот инженер слишком высокого мнения о своей квалификации. Старый ирригатор расценил это как хвастовство, которым подчас страдают молодые инженеры, склонные переоценивать свои способности. Правда, Преображенский был постарше и, наверное, имел немалую практику. В степи он хорошо ориентировался и внимательно проверял нивелировочные данные, полученные Лодыженко. Каждый раз Синявин замечал неудовольствие на его лице. Правда, высказывал он свою активность, как правило, в присутствии председателя комиссии, как делает это и сейчас на заседании. Но это и понятно — инженер хочет показать себя на работе!..
Когда члены комиссии на заседании высказывались не в пользу строительства, Преображенский как будто бы даже терялся и явно переживал возможный провал строительства. Он, видимо, не хотел показывать, на чьей хочет быть стороне. Было заметно, впрочем, что он тоже видит шаткость положения Мухтарова. Но ведь судьба проекта председателя комиссии — это судьба работы, которой он с таким трудом и даже унижением добился. Поэтому ни Синявина, а тем паче Храпкова не удивили неоднократные попытки Преображенского отразить своими репликами особенно резкие выпады агрономов или хлопководов. Наконец Преображенский отважился в кратком слове взять под защиту идею строительства в Голодной степи: