Роман межгорья
Шрифт:
Мухтаров подошел к нему и, улыбаясь, пожал руку.
— Будем работать вместе, товарищ Мациевский, я тоже инженер-транспортник! Ничего. Это хорошо, что вы человек с настроением. Пока что помогите нам укрепить техническую контору. А уж когда выйдем в степь, работа найдется.
Так Мациевский принял назначение. Он в тот же день буквально с головой окунулся в работу. Ему предложили выехать в Уч-Каргал — и он в ночь направился туда, а через несколько дней уже нельзя было узнать уч-каргальскую контору. Кроме всего прочего, он обладал особым «секретом» нравиться людям и очень быстро объединял
Несколько раз Мухтаров ездил с Мациевским на обследование Кзыл-су, горных перевалов. Ночевать им приходилось где-нибудь в горах, возле бурных водопадов Кзыл-су. Мациевский был инициативный инженер-исследователь, активный советчик, упорно отстаивающий свои идеи, — вот за это ценил и уважал его Мухтаров.
Когда Мациевского принимали в кандидаты партии, он попросил слова перед голосованием и заявил:
— Я честно и искренне работал, будучи только инженером. За это я лично отвечал своими знаниями и любовью к труду. Теперь я буду просить партию помочь мне справиться еще и с обязанностями коммуниста!..
Преображенский не проявил особых симпатий к инженеру Мациевскому, который казался ему очень проницательным и даже опасным… конкурентом. Этот человек за несколько месяцев успел стать своим, вступить в партию. Когда Мухтаров назначал Мациевского прорабом северного участка строительства туннеля, Преображенский тоже находился в кабинете начальника.
— Берите участок туннеля и начинайте работать. Я не буду возражать против вашего предложения немного отклониться от трассы. В самом деле, плато Кзыл-су должно оставаться несколько выше головы канала. Расчеты на вашей стороне, — это будет стоить дешевле. Забирайте прибывших рабочих и машины. Они уже на станции.
Преображенский, оформляя в строительном отделе назначение Мациевского, так и не удержался, грубо спросил его:
— А справитесь ли вы со строительством туннеля? Это не то, что спланировать разъезд…
— Не знаю, — спокойно ответил Мациевский, пожав плечами, глядя в упор на начальника отдела. — Мухтаров уверен, что справлюсь, значит… справлюсь! Это, конечно, будет зависеть от настроения, Виталий Нестерович, хотя спланировать разъезд действительно легче, чем пробить туннель в несколько километров…
На следующий день Мациевский с сотней рабочих был уже на участке, строил бараки и даже взорвал шпуры у входа в туннель. А через десять дней у него на участке насчитывалось около тысячи человек, работали бетонный цех и электроустановка, действовала новейшая бурильная машина и было сделано сорок три метра облицованного, готового туннеля.
На строительство приехал секретарь обкома партии Гафур Ходжаев, и Мухтаров повез его на участок Мациевского.
Его застали в бетонном цехе. Ясные голубые глаза инженера чуть блестели, рассматривая прибывшего. Запыленный цементом от сапог до фуражки, Мациевский казался седым. Тужурка на нем была застегнута на все пуговицы. Как всегда деятельный и спокойный, отвечая на вопросы прибывших, он ни на секунду не задержал ни одного блока облицовки, которые лично осматривал перед отправкой в туннель.
— Ну, как? — здороваясь, спросил его Мухтаров.
— Вот так. Не нравится мне кое-что в конторе. Я заказал
— Это Хамза старается в Шахимардане, — с радостью сообщил Ходжаев.
Он осмотрел туннель, побывал в бетонном цехе, где изготовлялись на каркасе из стальных прутьев лекальные сектора-тюбинги туннельной облицовки. Долгое время пробыл он с Мухтаровым на отвале породы, внимательно знакомился с организацией работы и остался доволен.
Мациевский оправдал надежды Саида.
III
Старый Исенджан, скрестив руки на груди, стоял на пороге кабинета Преображенского, дожидаясь прихода переводчика, и наблюдал, как длинный прилизанный человек, расхаживая по огромному кабинету, что-то говорил инженеру на незнакомом языке. Аксакалу было уже известно, что это корреспондент заграничной рабочей газеты. Преображенский разговаривал с ним на том же языке, лишь иногда вставляя русские слова. Что мог понять старый аксакал из этого разговора? Он слышал лишь отрывки:
— Все силы… к черту… какая там концессия… шестнадцать миллионов пудов хлопка… Не буду я Преображенский… — Но что означали эти слова, вкрапленные в длинный и горячий разговор двух господ?
А на дворе в вечерних сумерках все сильнее и сильнее нарастал шум человеческих голосов. Утомленные дневной работой люди возвращались в поселок. Впрочем, может быть, они вовсе и не говорили. Может, это гул от вздохов десятков тысяч усталых людей, от биения их возбужденных сердец. Где-то надрывались наемные карнайчи. Их медные трубы скрипуче рычали, и эта музыка не вдохновляла людей, потому что была далека от живых чувств и побуждений. Даже притупленный слух Исенджана резали здесь привычные мотивы.
Но как же долго разговаривают эти господа! Почему не идет сюда мулла Юлдаш, чтобы перевести несколько слов, пускай даже и не совсем точно?
Мулла Юлдаш важно вошел в кабинет. Он нисколько не был похож на обычного толмача. На нем был новый шелковый чапан, на поясе у него висели такие же платочки, а на голове красовалась золотом вышитая бухарская тюбетейка, — и все это придавало ему сановитый вид. Он не в меру важничал, пытался выглядеть таким же серьезным, как и Преображенский, и от этого его красное лицо еще больше наливалось кровью.
— Я хочу предложить этому аксакалу работу. Согласен ли он работать у нас… выполнять какую-нибудь простую работу? — сказал Преображенский переводчику. Тот сделал паузу и по-своему передал слова инженера:
— Инженер Преображенский не любит бездельников, если даже они аксакалы. Хочешь работать — давай согласие, а если будешь увиливать от дела, так чтобы и духу твоего не было на строительстве.
Старик умел достойно вести беседу с людьми.
— Ну, конечно, согласен. Мне семьдесят лет… Аллагу акбар. А без дела — не спится. Только я уже старик… какую же работу уважаемый инженер не пожалеет дать такому бездельнику?