Роман… С Ольгой
Шрифт:
— А ты колючая девочка, — вожу по острым ноготкам, которыми она пытается поскрести мой китель. — Тихо-тихо. А можно ещё вопрос задам?
— Стефа? — вполоборота кричит подруге. — Стефа, вы где?
— Замуж хочешь? — шепчу куда-то в землю.
— Спасибо за приглашение… — она в ответ мне грозно шикает. — Это несмешно! Больной, что ли?
— Я не приглашал и не смеялся. И, на всякий случай, не делал предложение.
— М? — я так и вижу, как удивлённо Ольга выставляет глазки. — Отпусти! — начинает вырываться из моего захвата. — Выпил, что ли?
— Ты свободна? Один вопрос!
— Не нукай!
— Жених есть?
— Напрашиваешься?
— Отставить викторину!
— Пошёл ты…
— Кого-то любишь?
— Себя! Больше жизни, — прокручивается, словно хладнокровный пресноводный гад. — Исключительно себя!
— Ромка, всё нормально? — Андрей горланит в спину.
— Да, — отмахиваюсь от ненужного внимания. — Нет, значит? — снова обращаюсь к не прекращающей возню девчонке.
— Отпусти, сказала! — упирается и едет по асфальту, как на водных лыжах по морской волне, высекая искры из-под мелких металлических набоек.
Я останавливаюсь и, не давая ни одной минуты на рефлексию и никому не нужное размышление, одной рукой подхватываю под коленями. Грубо вздёрнув, поднимаю Ольгу. Подбросив пару раз, поймав при этом недоумевающий взгляд в связке с явным раздражением, прижимаю стройное тело к затянутому в парадку торсу.
— Я поцелую?
— Что?
— Хочу поцеловать! — глазами зацепившись за что-то шепчущие губы, говорю, как робот, действующий по инструкции в случае массированной атаки. — Сегодня погуляем и познакомимся поближе, а завтра станем парой. Согласна?
Упираясь ладонью в пластиковые колодки с только памятными и по важным случаям медалями, Ольга хмыкает и гордо заявляет:
— Обваришься, товарищ лейтенант!
— Это «да»?
— Это значит, кожа с мясом сойдёт, оголив хребет и внутренние органы. Прозрачным будешь бегать и голосить о том, как жестоко обобрали…
— Ты, что, преступница? Работаешь в паре со Степашкой?
— Ага.
— Одна проблемка, Лёля: если ты находишься на свободе, значит, сполна отдала долг обществу.
— Я на условно-досрочном.
— Не предусмотрено статьей.
— Ты уже и номер статьи придумал?
— Судя по мышечной массе и внешнему виду, ты работала приманкой. Не тяжко и не злостно.
— А-а-а! — по-волчьи выгибает шею. — А если я изгой, например?
— Ориентировка не точна.
— У меня недостойная сотрудника полиции биография. Понимаешь?
— С большим трудом. Вы не под присягой, поэтому выражайтесь яснее.
— Мать в тюрьме, Рома, а отец безбожно пьянствует в большом городе. Налегает на пузырь с палёнкой и пристает к родной дочери, распуская руки.
— И для него статью найдём! — смеюсь, но всё же настораживаюсь.
— У меня нет жилплощади, Роман Игоревич Юрьев, — подняв нос и выставив подбородок, горделиво заявляет. — К тому же я живу на двух аршинах в общежитии при институте. Иногда нарушаю условия и являюсь после двадцати трёх ноль ноль в казённые апартаменты. В карман халата коменданта засовываю премию. Это взятка?
— Да.
— Статья?
— Нехорошая, — головой мотаю. — Но у меня есть квартира, Лёля. Найдём выход.
— Большое достижение!
— Своя комната…
— Владеешь долей?
—
— Неправда.
— Все два часа застывшим взглядом взирала на мою фигуру в парадной коробке. Я тебе понравился? — смотрю на женские розовые губы.
— Поставь меня на землю, двадцатилетний лейтенант, — вроде отдаёт команду, но тут же мягче добавляет, — пожалуйста. Все смотрят, Рома. А та женщина…
Это моя мать! Маргарита Львовна. Железная Марго. Мистер Юрьева. Превосходный гинеколог в провинциальной амбулатории, принесший в жертву на алтарь «психологически спокойной семейной обстановки» карьеру всемирно известного медицинского учёного.
— Двадцать восемь дней, Лёлик, — повернувшись передом к погруженным в бездну удивления родителям, смотрю на девушку. — Уверен, что этого хватит на то, чтобы по их истечении нам с тобой пожениться.
— Это ненормально! — она скрывается на моём плече, одной рукой обхватывает шею, а во второй ломает звёзды на погоне. — Я смотрела, но…
— Я тоже глаз не сводил с тебя. У меня никого нет, Лёля. Я и с девочками никогда не целовался.
— Это с большой натяжкой можно считать достоинством.
— Почему?
— Неважно.
Я ощущаю тёплое дыхание на шее, возле уха.
— Мы всё равно поженимся, Ольга Алексеевна Юрьева.
— Я Куколка! — тихо прыскает.
— Это временно, Лёля.
И ненадолго…
Глава 1
Двадцать лет спустя.
Вся наша жизнь с некоторых пор расписана по долбаным минутам. На протяжении десяти — возможно, уже меньше — лет семь вялотекущих дней в неделю я отчаянно надеюсь на появление где-то заблудившегося в мире чуда. Главное ведь для человека, независимо от пола и вероисповедания, — знать, что существует солнечное завтра с тем, кого он искренне, самозабвенно любит. Ну что ж, хотя бы на этот счёт я могу быть совершенно спокоен. Двадцать лет люблю женщину, которая, вероятно, этого и не заслуживает. Так, по крайней мере, она выкрикивает громко, поддавшись ярости и злости, при очередном скандале.
Безобразно разобранная постель, смятые, похрустывающие от чистоты простыни и расшвырянные по периметру комнаты одинаковые, словно близнецы или двойняшки, небольшие подушки, упакованные с индивидуальным вкусом в светло-серые, асфальтовые, оттого прохладные, грубые по качеству и маленькие по размеру наволочки, не портят строгий интерьер этой спальни. Полуобнажённая женщина с вытянутой левой ногой и согнутой под очень острым углом правой сейчас раскинулась по диагонали на испещрённом крупными стежками, то и дело пружинящим под её лёгким весом матрасе. Распущенные светло-русые волосы, сбившиеся в запутанный клубок, случайно ночью сформированный у женского затылка, сексуально приоткрытый рот, тончайшая нить слюны, свисающая с нижней оттопыренной губы, размеренное дыхание, протяжный свист и милый храп, а также пузатый у основания бокал из сверхтонкого стекла на слишком длинной ножке, покоящийся на прикроватной тумбе с той стороны кровати, на которой сладко спит ОНА…