Роман… С Ольгой

Иголкина Леля

— Да, — Сашка вынужденно отступает, неспешно распрямляется и скрещивает огромные ручища на груди. — Они поговорят. Обещаю.

— Только с Асей и без посредников в твоём лице! — выставив на стол локти, сложенными друг на друга ладонями подпираю подбородок и не отвожу свой взгляд от переминающегося с ноги на ногу начфина.

— Ты борешься за права несчастных?

А вот это зря!

— Да.

— Считаешь, что за жену босса некому постоять?

— Да.

— Оль…

— Пошел к чёрту!

Мерзкий гад и провокатор. Ты посмотри, как лихо он раскручивает нас.

— Думаю, что Костя уже всё уладил и…

— Так же, как со второй женой?

— Тебе какое дело,

Юрьева? Скажи, пожалуйста!

По-видимому, гадскому Сашуне женские метания тоже не понять.

— Мне надоело, Сашка, что вы пользуетесь женщинами с одной дебильно-прозаичной целью. Желаете самоутвердиться, чтобы хорошо устроиться, чтобы получить того, над кем впоследствии можно измываться, когда что-то в голову «умное» придёт. Мне надоело…

— Твой муж сказал, что ты больна, — спокойно заявляет, перебив меня. — Об этом, полагаю, говоришь, когда миленько стрекочешь о нарушенных правах? Разболтал твой Юрьев и даже не поморщился. Я знаю, что произошло с тобой. Мне жаль! Устал об этом говорить и жалость повторять. Более того, это не секрет для истинных друзей и людей, сочувствующих тебе и Ромке, но на хрена затевать игру, в которой обязательно тебя помоями с ног до головы окатят? Ты проверяешь окружение? Ищешь к тебе лояльных? Ляль, людишки разные. Об этом ли не знать.

Чтоб тебя, Фролов! А ведь я ни капли не удивлена.

— Надеюсь, палач подобрал подходящий для меня диагноз.

— Он выполнил твоё задание. Нимфомания, Ляль! Как ты и заказывала.

Вот же гад!

— Не соврал, — хихикнув, отвечаю.

— Я не поверил. Хочешь, ещё неоднократно повторю. Хватит манипулировать, Юрьева.

— Не поверил, но Инге сразу растрепал.

— Ни хрена не сообщал. Терехова — местная, Оля. Она твоя ровесница. У тебя с ней всего лишь полтора, если не ошибаюсь, года разница. Дело гремело. Уши слышали то, что вещали сильные люди этого Средиземья. Между прочим, у неё обширные связи и не только в модной индустрии…

— А-а-а-а! Так ты приспособленец, Фрол.

— Не вижу в этом ни хрена постыдного.

— Ты, Сашка, альфонс?

— В народе нас называют жиголо.

— О, как! А начал, как перспективный финансист, да ещё с научной степенью. А заканчиваешь, как мужик, собирающий за свои услуги нижней частью живота звонкий нал. Фи! Не подходи к ребятам, чтобы не заразить поганым вирусом.

— Мир, Юрьева?

Ага-ага! Сейчас-сейчас!

— Саша-Саша, — вращаюсь в кресле, перебирая босыми ногами по надраенному до блеска полу, — поздно каяться. Поздно каяться даже в том, что ты якобы не совершал.

— Ты достала своим характером, своей загадочностью, своим непостоянством. Если бы не знал, сколько тебе лет, то мог бы запросто посчитать, что у тебя старческий маразм и далеко зашедшая деменция. Что за…

— Пошел вон! — хриплю, рассматривая исподлобья. — Наш разговор закончен.

— Не ори-ка на меня.

Боже мой! Наш маленький Писюша! Как пить дать. Лучше прозвища не подобрать. А сколько гонора и прыти! Был бы он поменьше ростом, то смахивал бы на разозлившегося камышового клопа, набравшегося от случайно подвернувшегося теплокровного божьего создания.

Поддев носком безумно дорогих тёмно-коричневых туфель ножку стула для возможных посетителей, подстраивает под себя импровизированный трон, а плюхнувшись на мягкое сидение, забрасывает ногу на ногу, располагая здоровое колено словно по отвесу, строго параллельно горизонтальной плоскости земли.

— Как пожелаешь! — а я отодвигаюсь от стола. — Козёл! — зло шиплю в разворот своей рубашки.

— Юрьев, видимо, в засаде?

— Что?

— Новая игра? Ромкин ход?

— Нет.

А впрочем, откуда я об этом знаю? Вообще, по

правде говоря, с Юрьевым, как мне кажется и видится, в ближайшем будущем намечается огромная беда. Он взял неверный курс и не намерен изменять его в ближайшие три-четыре дня. Первый звоночек о серьёзности его намерений прозвучал на даче у родителей, когда мы занимались с ним любовью как будто в первый и наисчастливейший, из всех возможных, раз. Потом я поняла, что Юрьев стал «играться» не по правилам, когда обнаружила в квартире камеры слежения везде, где только можно было их расставить. Он проявил галантность, вероятно, такт и уважение, не разместив свои «глаза» там, где это запрещено каким-то кодексом, на который муж ссылается, когда попросту не знает, что сказать. По крайней мере, в ванной комнате — как я ни старалась и ни билась — камер, слава Богу, не нашла. Зато в спальне их было, что называется, за глаза: напротив кровати, в точности у меня под носом; с правой стороны, на прикроватной тумбочке, возле забытого — по-видимому, специально — зарядного устройства; и с левой стороны, аккурат возле меня, на уровне лица. Короче, когда я просыпаюсь, то обязательно смотрю в его «глаза», которые, я в том полностью уверена, Юрьев не смыкает никогда. Палач организовал себе дежурство без пересменок, праздничных, отпускных и обязательных выходных. Он следит? Скорее, сторожит. А зачем? Волнуется? Переживает? Досаждает? Хотел бы находиться рядом? Так я с огромным наслаждением пару раз опрометчиво порадовала виртуальным сексом дурака.

Я смогла самостоятельно удовлетворить себя, пока он пас меня. Убеждена, что муж тогда внимательно смотрел. Знаю, что в тот момент палач надрачивал себе ширинку — вот так желал участвовать, затем подстраивался, видимо, иногда спешил, а после замедлялся, возможно, временами отступал, когда я специально убирала руку от промежности и лобка, дышала широко раскрытым ртом, словно отмахала марафон, отыскивая с той стороны его поддержки в виде слабого сигнала или ритмичного мигания индикатора, свидетельствовавшего о начале записи с чётким аудио контентом и оригинальным, немного пошловатым, изображением. Боже мой… А как на следующий день Юрьев встретил у двери меня! Похоже, Ромка ждал, потому как истинно выклянчивал жалкого внимания, пока пытался взять меня за руку, чтобы притянуть к себе, а после жадно целовать. Я, конечно же, выкручивалась и шёпотом хрипела, что:

«За слежку, сволочь, не прощу тебя!».

«Ты великолепна, солнышко. Пригласи меня…» — обдувая тёплым воздухом, шептал на ухо, стоя за моей спиной в просторной лифтовой кабине. — «Оль, давай?»…

Я бы пригласила! Исключительно лишь для того, чтобы раз и навсегда расставить точечки над i, а после попросить освободить меня от своего незримого присутствия по ту сторону объектива видеокамер. Да только, где он, этот Юрьев? Опять, по всей видимости, куда-то с Костиного разрешения пропал? Как в воду канул. Стоит ли соваться к шефу, чтобы снова с потрохами сдать себя? Чем он занят, когда надолго пропадает? Где и с кем бывает? С этой Василисой? Или он нашёл другую б…

— Привет, — она со мной равняется, аккуратно задевая обнаженным матовым плечом.

— Добрый вечер, — переступаю с ноги на ногу, пока решаю, размышляю и обдумываю план холодной мести тому, с кем через пару-тройку дней оформлю окончательный разрыв, поставив размашистую подпись в нужном месте.

— Есть минутка?

— Нет.

— Кого-то ждёшь?

А она нахалка! Видимо, чтобы брендированные тряпки продавать, надо обладать большим количеством зазнайства и апломба. Всё ясно! Судя по тому, что предлагает наш модный капитал, исключительно подобные Инге Тереховой в этом бизнесе с финансовым успехом могут выживать.