Роман
Шрифт:
Машинально прикрыв глаза правой рукой, он обнаружил, что рука перебинтована. Перебинтован был и локоть левой руки. Роман потрогал локоть. Рука не болела.
– Так значит, то был не сон, – улыбнулся он, сел в кровати и стал разглядывать незнакомую комнату.
По зелёному верху яблони, виднеющемуся в окне, можно было догадаться, что комната находится на втором этаже. Стены и потолок были обшиты гладко струганными досками, приятный запах сосны стоял в комнате. Прямо у изголовья кровати на низком столике стояли кувшин
Внезапно дверь отворилась, и на пороге показалась женская фигура в глухом и длинном сером платье. Помедлив мгновение у двери, незнакомка подошла к подножию кровати и, опустив левую руку на деревянную спинку кровати, произнесла тихо и доброжелательно:
– С добрым утром.
– С добрым утром, – машинально ответил Роман и вдруг узнал в ней ту самую девушку из церкви: “Её же я видел тогда на балконе. Так значит, я в доме лесничего…”
– Как вы себя чувствуете? – спросила девушка, по всей видимости стараясь знакомыми фразами скрыть своё смущение.
– Спасибо, хорошо, – ответил Роман, щурясь от бьющего в глаза солнца.
– Так вам солнце спать не дало? – быстро произнесла она, уже без всякой позы, удивив Романа внезапной искренностью и непосредственностью. – Это я виновата. Забыла шторы притянуть.
Своей лёгкой, словно плывущей походкой она подошла к окну и сдвинула штору так, чтобы свет не падал на Романа.
– Не беспокойтесь, я прекрасно спал, а теперь уже надо вставать.
– Нет, нет. Как же – вставать? Вам приказано лежать, а мне – ухаживать за вами.
– Помилуйте, кто же это приказал?
– Доктор Клюгин, ваша тётушка и мой отчим.
Девушка стояла возле стола с цветами. В её опущенных руках было столько девичьей робости, скромности и непосредственности, что Роман улыбнулся:
– Простите, мы ведь с вами до сих пор незнакомы. На Пасху в общей суматохе нас никто не представил друг другу. Как ваше имя?
– Татьяна, – быстро ответила девушка и тут же поправилась: – Татьяна Александровна.
– Очень приятно. А я – Роман Алексеевич.
– Мне тоже очень приятно, – ответила она, опять как бы прячась за фразу.
– По всей видимости, я в доме лесничего?
– Да, в нашем доме.
Она подошла к этажерке и взялась за неё руками, словно стараясь спрятать свои руки, так явно выдающие её характер.
– Теперь утро. Неужели я так долго спал?
– Вчера вас отчим привёз без сознания, – заговорила она, слегка волнуясь. – Он вас в лесу нашёл…
– Я это помню, – усмехнулся Роман, – вот только потом что было – не знаю.
– А потом он привёз вас сюда, мы вас перевязали,
– Воображаю, что с ними было! – качнул головой Роман, с улыбкой откидываясь на подушку.
Татьяна тоже улыбнулась и заговорила совсем по-простому, нисколько не стесняясь:
– Да, вы правы. Это был такой переполох! Тётя ваша плакала, дядя хотел ехать в город, всё время кричал, чтоб закладывали, Клюгин на них бранился, а вы лежали пластом, в забытьи.
– Просто акт из трагедии! – засмеялся Роман.
– Ну, теперь-то можно смеяться, – пожала плечами Татьяна, и лёгкая тень задумчивости сошла на её лицо, – а тогда всё это было страшно. Он вас привёз всего в крови.
Она замолчала, а потом вдруг спросила тихо и как-то настороженно:
– Скажите, а вы и впрямь убили волка?
– Да. Убил, – ответил Роман, – хотя, признаться, до сих пор не верится. Но вот подтверждение!
Он поднял забинтованные руки.
– Он на вас бросился?
– Да нет, это я бросился на него с ножом и убил.
На девушку сказанное подействовало странно – она отвела глаза и стала безотчётно водить рукой по точёной рейке этажерки. Роман молча смотрел на неё. На вид Татьяне было лет двадцать. Тогда, в церкви, её лицо показалось Роману не столько красивым, сколько милым, почти ангельским. Теперь же, рассматривая её, он с каждой минутой убеждался, насколько красива она. Красота Тани не была яркой, поражающей взгляд, подобно Зоиной красоте. В этом лице всё складывалось по-другому, неброско, но с тем тихим очарованием, по которому легко отличить русскую девичью красоту от любой другой.
У Татьяны были милые зелёные глаза под дугами тонких бровей, смотрящие мягким и внимательным взглядом, в котором рассудок явно уступал место сердцу и душе; по-детски припухлые, правильной формы губы и такой же правильный нос. Овал лица её обрамляли густые русые волосы, заплетённые простой косой, достающей Татьяне до пояса.
Сейчас, когда она стояла у этажерки, голова её слегка склонилась к плечу, а плечо, хрупкое девичье плечо, обтянутое простым серым молескином, слегка поднялось, словно в недоумении.
В позе неподвижно стоящей девушки было столько тихого очарования, столько простоты и в то же время какого-то особого, только ей присущего достоинства, что Роман замер и неотрывно смотрел на неё.
Татьяна первая нарушила тишину.
– Скажите, зачем вы это сделали? – спросила она, не меняя позы.
Роман хотел было ответить в свойственной ему быстрой, полушутливой манере, но вдруг осёкся, почувствовав какую-то неловкость перед этой девушкой.
Она спросила его так искренно, как давно уже никто не спрашивал.