Роман
Шрифт:
Именно поэтому ответы вроде “меня толкнул на это азарт охотника” или “я внезапно почувствовал себя воином” показались ему теперь пошлыми и глупыми. Он всерьёз задумался: “Действительно, зачем я сделал это? Неужели из-за жалости к лосёнку? Ну, с другой стороны – ведь не травой же питаться волку? Но моё сердце содрогнулось от этой сцены. Это всё равно что есть ребёнка. Я убил его потому, что не мог вынести этого… просто не мог”.
Роман приподнялся с подушки и, оперевшись руками
– Всё дело в том, что я увидел, как этот волк пожирал убитого им лосёнка. Это зрелище было так неожиданно, я до этого шёл по красивому берёзовому лесу, собирал грибы. Всё было так красиво, безмятежно. И тут вдруг этот хруст молодых костей, кровь и… и эти налитые кровью волчьи глаза. Я просто весь содрогнулся, выхватил нож и безотчётно кинулся убивать.
Он замолчал и посмотрел на Таню.
Их глаза встретились.
– Вы осуждаете меня? – спросил Роман.
– Нет, – просто ответила она и замолчала.
И действительно, в её молчании не было ни осуждения, ни удивления, ни скрытого преклонения перед отчаянным поступком Романа. Зато было что-то такое, что бывает у натур глубоких и ищущих.
Внезапно за окном послышался звук подъехавшего экипажа.
Татьяна подошла к окну:
– Вот и Клюгин приехал. Я пойду встречу, а вы лежите покойно.
Она быстро выбежала, прошуршав своим длинным платьем.
“Совсем как девочка, – заметил про себя Роман, проводив её пристальным взглядом. – Как, однако, в ней много всего”.
Снизу заскрипели ступени винтовой лестницы, и в двери показалась сутулая фигура Клюгина. Он вошёл, держа в руке потёртый фельдшерский саквояж:
– С добрым утром, господин победитель волков.
– Здравствуйте, Андрей Викторович! – весело откликнулся Роман, усаживаясь поудобнее в кровати.
Поставив саквояж на столик в изголовье, Клюгин взял стул, поднёс к кровати и уселся совсем вплотную, так что большая голова его, возникнув перед лицом Романа во всех подробностях, заняла полкомнаты.
– Нуте-с, на что жалуемся? – произнесла голова положенную казённую фразу, глядя на Романа мутными, слегка насмешливыми глазами.
Не переставая улыбаться, Роман ответил в той же манере:
– Спасибо, доктор, я абсолютно здоров.
Кривая улыбка тронула бескровные губы Клюгина, он вынул из кармашка потёртого жилета серебряные часы, взял руку Романа и, склонив голову, стал шевелить губами.
Через минуту он убрал часы на место, со вздохом изнеможения раскрыл саквояж, достал деревянную слуховую трубку и приказал Роману:
– Ну-ка, задерите-ка рубаху.
Роман выполнил приказание, а Клюгин стал слушать, уперев трубку в грудь Романа, повторяя: “Дышите”, “Не
Продолжалось это недолго. Клюгин убрал трубку и, усмехнувшись, произнёс в лицо Роману:
– Здоровы как бык.
– Приятно слышать, – усмехнулся Роман в ответ.
– Да. Сердцу вашему годовалый бычок позавидует. Голова не кружится?
– Нет.
– Вы, батенька, потеряли порядком крови. Не много, но, судя по ране, довольно, чтобы продержать вас неделю в постели.
– Да что вы, Андрей Викторович! Зачем превращать всё это в трагедию? Я же не Мцыри, в конце концов.
– Вы не Мцыри, это верно. Но рана на локте вовсе не пустяковая. Да, признаться, меня не потеря крови беспокоит.
– А что же?
– Дельце в том, что то четвероногое, коего вы изволили убить…
– А откуда вам известно, что я его действительно убил?
– Как откуда? Он же, голубчик, давно ободран и в виде шкуры покоится на пялках там, у сарая.
– А как он попал сюда?
– Куницын вчера вечером взял собаку и поехал на то место, где вас нашли. Она пошла по следу. Нашла и волка, и вашу шляпу. И даже кузовок с грибами. И лосёнка дохлого.
– Вот оно что! – радостно удивился Роман и тут же пробормотал: – Постойте… а отчего же Татьяна Александровна спрашивала меня только что – убил ли я волка?
Клюгин равнодушно пожал плечами:
– Ну кто ж её знает. По-моему, эта девица немного того… Всё какими-то притчами изъясняется. А впрочем, кто по молодости не мудрил? Я вон в лаптях на лекции ходил, читал Григория Сковороду… А недельку вам полежать всё-таки придётся.
– Почему?
– Да потому что у этой канальи волка между зубами чёрт знает что. Гнилое мясо в натуральном виде. Раны я обработал как полагается, перевязку сменил теперь же. Но заражение крови – это заражение крови. Вам-то ещё пожить хочется. А?
– Хочется! – засмеялся Роман.
– Ну и лежите тихо, – сухо проговорил Клюгин. – Вы теперь герой, Георгий Победоносец. Когда встанете, как раз слух о вас уже пройдёт по всей Руси Великой. По всему болоту все заквакают: слава Воспенникову-победителю!
– Вы, Андрей Викторович, неизменны. – Роман откинулся на подушку. – Угостите папиросой.
– Bitte.
Клюгин достал папиросы, и они закурили.
– Скажите, какого чёрта вас понесло на этого зверя? – спросил Клюгин, доставая из саквояжа бинты, вату, склянку с мазью и ножницы.
– Он так отвратительно жрал лосёнка, что я не выдержал.
– И бросились с ножом?
– И бросился с ножом.
– Удивительно, как он вас не загрыз.
– Я сам до сих пор не верю, что я убил его, а не наоборот.