Роман
Шрифт:
Постояв у стены, он взял лежащий в углу на лавке кусок сложенного вчетверо холста и, развернув его, накрыл подрамник с начатой картиной…
За завтраком Роман непрерывно думал о Татьяне, пропуская мимо ушей всё, что говорилось за овальным, по-утреннему чистым столом. Очнуться от своих мыслей ему пришлось лишь в момент упоминания Антоном Петровичем Гнилого колодца, который находился в лесу неподалёку от дома лесничего, а следовательно, и от Татьяны.
– Вообразите моё замешательство, – говорил дядюшка,
Лидия Константиновна засмеялась, отворачивая краник у самовара и добавляя в чашку с чаем кипятка.
– Что? Какая оказия? – спросил Роман. – Вы, дядюшка, там кого-то видели? А у Адама Ильича вы не были?
Воспенниковы переглянулись и дружно рассмеялись.
– Я там, Роман свет Алексеевич, видал всего лишь медведя! А Адама Ильича двадцать лет назад здесь и в помине не было! – смеялся дядюшка.
– Рома, ты опять ничего не слушаешь, – улыбалась тётушка, подавая ему полную чашку. – Скажи мне, что твоя рука?
– Я абсолютно здоров, тётушка, – ответил Роман. – Рука совершенно не болит.
– И всё-таки тебе следует быть осторожным. После завтрака не забудь принять порошки.
– Не забуду, – пробормотал Роман, снова погружаясь в мысли о Татьяне.
– Ты был утром в студии, – утвердительно и с теплотой произнёс Антон Петрович. – Я слышал скрипы и понял, что это ты. Вот, Лидочка, что значит одержимость творчеством!
– Ты уже писал сегодня? – спросил тётушка. – Не рановато ли?
– Не рановато, радость моя, не рановато! – перебил её Антон Петрович, откусывая от бутерброда. – Как твоя картина, Рома?
– Никак, – с лёгкостью ответил Роман, разглядывая стоящую перед ним чашку.
– Как это – никак? – удивился Антон Петрович.
– Я решил пока отложить живописные занятия, – произнёс Роман после недолгой паузы и вдруг спросил: – Скажите, дядюшка, что, Адам Ильич… – Он рассеянно потёр висок.
– Что – Адам Ильич? – непонимающе поднял брови дядя.
– Адам Ильич… любит охотиться? – спросил Роман совершенно неожиданно для себя.
– Охотиться? Не знаю, право, – пожал плечами Антон Петрович. – Я с ним ни разу не хаживал…
– А на бильярде он играет? – спросил Роман и вдруг, протянув руку, сжал запястье тётушкиной руки. – Тётушка! Дядя! Поедемте сегодня к Адаму Ильичу! Я так благодарен ему, мне так хочется видеть его и… и Татьяну Александровну.
Произнеся её имя, он покраснел, и волнение охватило его.
Антон Петрович и Лидия Константиновна переглянулись в недоумении.
– Поедемте, поедемте! – повторял Роман, не отпуская тётушкиного запястья.
– Да я… право, не против, – произнесла Лидия Константиновна. – Но, Ромушка, ты
– Я совершенно, совершенно здоров! – нетерпеливо перебил её Роман, вставая с места, подойдя и обнимая тётушку за плечи. – Неужели из-за пустяковой раны я должен отказывать себе во всём?!
– Да в чём же, помилуй, ты себе отказываешь? – Она робко смотрела на него снизу вверх.
– Во всём! Во всём! – воскликнул Роман. – Поверьте, я не могу и минуты быть затворником, я не выношу затворничества и больничного режима! Поедемте, прошу вас!
Тётушка в замешательстве перевела взгляд на Антона Петровича.
– Лидочка, ну а почему бы и не поехать? – развёл руками он. – Рома здоров как бык, ты посмотри на его румянец.
– Но Клюгин говорил…
– Да бог с ним, с Клюгиным! – поморщился Антон Петрович. – Сядем в рессорную коляску, запряжём лошадку поспокойней да и съездим.
Лидия Константиновна вздохнула и, помолчав, согласилась.
– Ну, коли Роме так неймётся…
В голосе её чувствовалась обида.
– Всё будет преотлично, тётушка!
Антон Петрович, улыбаясь, подмигнул ему.
– Ах, тётушка, они такие добрые люди! – с чувством говорил Роман, садясь на своё место и торопливо отпивая из чашки. – Адам Ильич кажется всем угрюмым, но я знаю, что он чрезвычайно добр. Я чувствую это.
Тётушка пожала плечами:
– Право, не знаю. Я и видела-то его всего раза четыре. Вот Танечка – добрая душа, это правда.
– Танечка – просто ангел во плоти, – согласно кивнул Антон Петрович, громко прихлёбывая из чашки, – и я полагаю, что она ещё и необыкновенно мила.
Произнеся это, он, старательно сдерживая улыбку, искоса взглянул на Романа.
Водя пальцем по краю блюдца, Роман заговорил так, словно разговаривал с собой:
– Татьяна Александровна… Она такая удивительная. Когда я увидел её в церкви на Пасху, её лицо так поразило меня. В нём столько добра и света, оно так красиво, так естественно. И теперь я был у них снова, видел её. Она удивительна… она добра, она… мне… – Он поднял голову и посмотрел в глаза Антону Петровичу. – Мне надо видеть её.
Дядя, слегка смутившись этого искреннего взгляда, перевёл глаза на тётушку.
Они молча переглянулись.
– Мне надо видеть её, – повторил Роман, резко вставая из-за стола и подходя к распахнутым створкам террасы.
– Ромушка, мы уже решили, – робко произнесла тётушка. – Ближе к вечеру, когда жара спадёт, мы все поедем к Адаму Ильичу.
– Ближе к вечеру? – спросил Рома, поворачиваясь к ней.
– Да. Ближе к вечеру. Сейчас я должна отправиться к Надежде Георгиевне. Мы собирались варить варенье. А ближе к вечеру поедем к Адаму Ильичу и Танечке, угостим их свежим вареньем.