Романовы. Век первый
Шрифт:
В 1679 году мы уже видим в его ближайшем окружении Ивана Языкова и Алексея Лихачева – людей, по выражению практически всех исследователей, ловких, способных и добросовестных. Есть предположение, что их продвинули в фавориты молодого царя старые бояре Дурново и Долгорукий в пику Милославским, забравшим слишком много власти при дворе. Все может быть. Нам же важно то, что они были полезны царю и государству. Важную роль в царствование Федора Алексеевича играл и Василий Васильевич Голицын, ставший впоследствии фаворитом царевны Софьи.
Царь Федор правил недолго, сделал мало, но даже то малое, что ему удалось, и те его прожекты, не успевшие получить реального воплощения, заслуживают внимания. Новый монарх, как и его предшественники, стремился удовлетворить потребности служилого сословия. В частности, рядом
В том же ряду знаковых мероприятий стоит и логически назревшая отмена местничества, до недавнего времени позволявшее ничего из себя не представлявшему отпрыску знатной фамилии при назначении на государеву службу претендовать на начальствующее положение по отношению к более талантливым, гораздо более опытным, бесспорно заслуженным, но менее знатным. Оказаться в подчинении человека, предки которого подчинялись твоим предкам, когда-то считалось оскорблением родовой чести, давало право «обиженному» отказаться от службы, что серьезнейшим образом вредило делу. Это сознавали еще при Иване Грозном, начали исправлять во времена Михаила Федоровича и Алексея Михайловича, назначая воевод «без мест», но честь официальной отмены этого устаревшего обычая принадлежит все-таки правительству Федора Алексеевича. Разрядные книги, в которых записывались все назначения на военные посты, были торжественно сожжены, а взамен их предписано вести родословную книгу всех родов, члены которых находились на царской службе. В качестве компенсации за отмену местничества было установлено правило, согласно которому служилые люди, в зависимости от знатности их должностного (!) положения, все-таки отличались друг от друга количеством лошадей в экипажах при выезде в город и элементами верхней одежды, в которой они должны являться ко двору.
В своих реформах военного дела и всей государственной службы молодой царь шел еще дальше, разрабатывая мероприятия по переустройству армии на европейский лад и внедряя прообраз петровской Табели о рангах. Шел, но не успел.
Наступление мирного времени и ликвидация последствий выступления Степана Разина дали возможность правительству Федора Алексеевича внести изменения и в местное управление. Ключевой фигурой в провинции становился воевода, к которому переходили все дела, ранее находившиеся в ведении губных старост, московских сыщиков по уголовным делам, сборщиков налогов, ямских, пушкарских, засечных, осадных, житных и прочих приказчиков. Одновременно с этим упразднялись и всякие мелкие подати на содержание этих должностных лиц, их аппарат (сторожа, палачи) и расходный материал (бумага, чернила, дрова). Все сосредоточивалось в руках воеводы – и права, и ответственность.
В это же время отмечается и смягчение мер наказания за уголовные преступления. Варварская казнь путем отсечения рук и ног заменяется ссылкой в Сибирь, позорное наказание кнутом – пеней. [13]
Отсутствие дефицита государственного бюджета, достигнутое при сокращении военных расходов, позволило правительству восстановить государственную монополию на винную торговлю и таможенные сборы, откупа на которые в связи с «игрой откупщиков на понижение цены» приносили убытки государственной казне.
13
Пеня – здесь: выговор, упрек, укор, денежное взыскание.
Важные преобразования происходили и в церковном быту: учреждались самостоятельные епархии, подчиненные, минуя митрополитов, непосредственно Патриарху Московскому и всея Руси; в Сибирь и другие малолюдные земли от патриархии же, напрямую, посылались священники и архимандриты для «научения в вере» новообращенных христиан; борьба со старообрядчеством
Широко и богато поощрялось принятие православия инородцами, в особенности если они относились к правящему классу.
Во всех мероприятиях царя Федора отчетливо прослеживалось влияние восточных церквей, западнорусских мыслителей, польских порядков и обычаев. Воспитанный Симеоном Полоцким, Федор, знавший латинский и польский языки, в своих планах ориентировался в основном на полонизированную киевскую богословскую школу и учителей, рекомендуемых восточными патриархами, благодаря которым появился знаменитый проект создания в Москве той самой Греко-латинской академии. Польское влияние при дворе усилилось с женитьбой царя на Агафье, дочери незнатного дворянина польского происхождения Семена Федоровича Грушецкого. Появилась мода на польские наряды и прически. Польский язык стал чуть ли не вторым придворным языком. К этому же влиянию нужно, видимо, отнести и некоторую либерализацию общественных отношений. Стал вводиться запрет на раболепствование и самоуничижение при обращении низших чинов к высшим. Проявлялась забота о нищих: действительно, больных и немощных распределяли по богадельням, где они содержались за счет царской казны, а ленивых и здоровых принуждали к труду.
Но семейное счастье Федора длилось недолго, как и сама его жизнь. В июле 1681 года при родах умирает царица Агафья, а через две недели и новорожденный младенец Илья. Историки умалчивают об обстоятельствах этих смертей, однако чем черт не шутит, варианты возможны. Тем не менее Федор Алексеевич, несмотря на свою прогрессирующую болезнь, торопится жить. Не прошло и полгода после смерти жены, как он вступает во второй брак. Его избранницей на этот раз стала Марфа Апраксина, родственница царского фаворита Ивана Языкова и крестница опального Артамона Матвеева. Новой царице за ее менее чем трехмесячное пребывание в этом качестве удалось не только смягчить участь своего крестного отца, но и примирить своего царственного супруга с его мачехой Натальей Кирилловной и его единокровным братом Петром.
27 апреля 1682 года царь Федор Алексеевич, не достигши и 21 года, скончался.
Лишь только колокол возвестил о кончине царя, бояре съехались в Кремль. Обстановка была настолько напряженной, что многие из них были в панцирях. Тело умершего монарха еще не остыло, а в палатах уже шли жаркие споры о том, кому быть царем: старшему, но слабоумному Ивану или младшему, но смышленому и резвому Петру. Голоса разделились. Тогда патриарх Иоаким предложил воспользоваться тем, что в Москве находились выборные всех земель, съехавшиеся по вопросу о податях, и решить эту задачу с «согласия всех чинов Московского государства». Выборные срочно были созваны в Кремле. Обращаясь к ним с Красного крыльца, патриарх спросил, кому из братьев быть преемником Федора Алексеевича. Голоса вновь разделились, однако подавляющее большинство, возглавляемое князьями Голицыными, Долгорукими, Одоевскими, Шереметевыми, Куракиным, Урусовым и другими, было за десятилетнего Петра. Тут же патриарх и святители благословили его на царствование, посадили на престол, а присутствовавшие при этом люди принесли ему присягу. Вполне легитимное, с учетом обычаев Московского государства, избрание, да к тому же и разумное, если мы вспомним о физическом и душевном состоянии обоих претендентов.
Избрание Петра должно было означать и одновременную смену правящей верхушки. Регентом царя становилась его мать – Наталья Кирилловна, что с учетом внутрисемейных отношений автоматически отстраняло от власти родственников первой жены Алексея Михайловича – Милославских и его детей от первого брака, если вообще не обрекало их на репрессии. В качестве новой камарильи на сцене должны были появиться родственники вдовствующей царицы – Нарышкины. Что, собственно, и произошло. Правда, Нарышкины, судя по их первым шагам, тоже оказались не подарком для государства, чем не преминула воспользоваться царевна Софья.