Романовы

Курукин Игорь Владимирович

Выступая на заседании сейма 15 марта 1818 года, Александр I сказал слова, вселившие в русском обществе надежду на перемены: «Образование, существовавшее в вашем крае, дозволило мне ввести немедленно то, что я вам даровал, руководствуясь правилами законно свободных учреждений, бывших непрестанно предметом моих помышлений и которых спасительное влияние, надеюсь я, с помощью Божьей распространится и на все страны, Провидением попечению моему вверенные. Таким образом вы мне подали средство явить моему Отечеству то, что я уже с давних лет ему приготовляю и чем оно воспользуется, когда начала столь важного дела достигнут надлежащей зрелости... Вы призваны дать великий пример Европе, устремляющей на вас свои взоры».

В этих словах

многие в России увидели завуалированное обещание крестьянской реформы, ведь в Польше крепостное право уже было отменено Наполеоном в 1807 году. В 1816 году было опубликовано Положение об эстляндских крестьянах, провозглашавшее: «Эстляндское рыцарство, отрекаясь от всех доселе принадлежащих ему крепостных наследственных прав на крестьян, на основании изданнаго о будущем состоянии их положения, предоставляет себе токмо право собственности на земли, так, чтобы впредь уже свободные от крепостной зависимости крестьяне вступать могли в такия токмо с помещиками отношения, которыя проистекать могут из взаимных договоров, на согласии основанных и действию гражданских законов подлежащих». Таким образом, крестьяне освобождались от крепостной зависимости и владели земельными наделами, остававшимися собственностью помещиков, на условиях аренды. Продолжая аграрную реформу в Прибалтике, Александр 1 утвердил аналогичные акты о курляндских (1817) и лифляндских (1819) крестьянах.

Однако уже в конце 1817 года либо в начале 1818-го император высказался в том смысле, что неосторожно и невозможно отпустить разом на волю всех крепостных: «Следовало бы поэтому держаться системы, принятой в этом отношении в Л и-фляндии и Эстляндии, то есть соразмерить и облегчить повинности крестьян, оградить их от произвола помещиков, дозволить им приобретать собственность, одним словом, составить новое, точное и умеренное законоположение относительно крепостного состояния». Кажется, он искренне верил, что «забота наша о благосостоянии помещичьих крестьян предупре-дится попечением о них господ их»: «Существующая издавна между ими... добродетелям свойственная связь, прежде и ныне многими опытами взаимного их друг к другу усердия и общей к Отечеству любви ознаменованная, не оставляет в нас ни малого сомнения, что, с одной стороны, помещики отеческою о них, яко о чадах своих, заботою, а с другой, они яко усердные домочадцы, исполнением сыновних обязанностей и долга приведут себя в то счастливое состояние, в каком процветают доб-роправные и благополучные семейства».

По инициативе и с ведома царя разрабатывались проекты отмены крепостного права в России (сам Александр втайне подготовил первый такой указ ещё в 1801 году), причём в их составлении участвовали не только либеральные государственные деятели вроде П. Д. Киселева или Н. С. Мордвинова, но и

А. А. Аракчеев. Последний предлагал начать покупку помещичьих имений в казну «по добровольному на то помещиков согласию»; продавать государству крестьян и дворовых помещиков должно было заставить стремление избавиться от долгов и вести хозяйство на рациональной основе. В принципе проект был осуществим: война разорила многих помещиков, неумелые землевладельцы входили в долги и закладывали имения. Другое дело, что задумка Аракчеева не предусматривала мер, заставлявших помещиков продавать свои владения, и процесс освобождения крепостных растянулся бы на сотни лет.

Одобренный императором проект остался без последствий, но появились новые. В 1818—1819 годах действовал специальный секретный комитет для разработки крестьянской реформы. Проект Е. Ф. Канкрина (1818) предполагал осуществлять её поэтапно аж до 1880 года: сначала даровать мужикам права владеть домом и «движимостью» и покупать землю, потом регламентировать их повинности в пользу помещиков, затем объявить твёрдую таксу для выкупа с землёй и учредить специальный кредитный банк и т. д.

Однако и эти идеи не были реализованы. Намерение российского самодержца

не встретило ответного «друг к другу усердия» мужиков и господ, а у последних не нашло понимания. Подавляющее большинство дворян были убеждены, что испокон века на Руси их сословию «справедливо жалованы были поместья и доверялась участь нескольких сотен крестьян».

Пришлось ограничиться даже не полумерами, а робкими шагами по намеченному ещё Павлом I пути вмешательства государства в «отеческие» отношения господ и крепостных. В 1816 году вышел указ о запрещении «совершать купчих на людей без земли по верющим письмам»; в 1818-м — «о строжайшем наблюдении губернским начальствам о неупотреблении крестьян к господским работам в воскресные и праздничные дни» и о распространении права «учреждать фабрики и заводы на всех казённых, удельных и помещичьих крестьян»; в 1821-м — о невозвращении получивших свободу помещичьих людей в крепостное владение.

По-иному действовать не получалось — у осторожного императора не было надёжной опоры ни в лице влиятельной буржуазии, ни даже среди просвещённой бюрократии — ни того ни другого слоя в России ещё не было. В ноябре 1820 года предложение ограничить продажу крепостных без земли не встретило поддержки ни в департаменте законов Государственного совета, ни в общем собрании совета, и дело было отложено в долгий ящик.

Император знал пороки своей государственной машины — медлительность, бюрократизм, коррупцию. Он напутствовал нового министра юстиции Д. П. Трощинского:

«Дмитрий Прокофьевич! ...Я в полной к Вам доверенности поручаю Вам усугубить надзор, дабы дела как в Правительствующем Сенате, так и во всех подчинённых ему местах имели успешнейшее течение, чтоб законы и указы повсюду исполнялись неизменно, чтоб бедные и угнетаемые находили в судах защиту и покровительство, чтоб правосудие не было помрачено ни пристрастиями к лицам, ни мерзким лихоимством, Богу противным и мне ненавистным, и чтоб обличаемые в сём гнусном пороке нетерпимы были в службе и преследуемы всею строгостию законов, в чём Вы по долгу звания Вашего неослабно наблюдать и о последствиях меня в откровенности извещать не оставьте, донося равномерно и о тех отличных чиновниках, которых за усердную и безпо-рочную службу найдёте достойными особеннаго моего воздаяния»⁶¹.

В 1818 году в глубокой тайне Александр I утвердил основы будущей русской конституции, составленные Н. Н. Новосильцевым и князем П. А. Вяземским. «Государственная уставная грамота Российской империи» в окончательной редакции 1820 года предусматривала федеративное устройство (деление страны на 12 наместничеств со своими представительными органами), создание двухпалатного Государственного сейма, дарование свободы слова, печати, вероисповедания, равенства перед законом, неприкосновенности личности и частной собственности при сохранении крепостного права. Законы должны были издаваться совместно императором и сеймом, при этом исключалась ответственность исполнительной власти перед сеймом.

Но ни «Уставная грамота», ни какие-либо указы, облегчавшие жизнь крепостных, так и не были обнародованы. Попытка эксперимента — создание в 1819 году Тульского наместничества — не привела к перестройке системы местной администрации. Назначенный управлять огромной территорией (Воронежской, Орловской, Рязанской, Тамбовской и Тульской губерниями) генерал-адъютант А. Д. Балашов лишь в 1823 году получил именной указ об изменении порядка управления, касающийся лишь Рязанской губернии. При этом государь требовал, чтобы наместник сам предлагал новшества, но «каждый раз представлял на моё разрешение». В итоге Балашов даже не пытался создать совет наместничества (аналог Государственного совета) и жаловался на «великий недостаток в знающих и способных чиновниках». В Рязани появились лишь губернский совет чиновников, пожарная команда и «тюремный замок» — иных указаний из Петербурга не последовало.