Романы катастроф
Шрифт:
Он смотрел на нее, сжимал в объятиях, как маленького ребенка. Ему были дороги эти темные влажные глаза, полные губы, белые зубы, грудной голос…
Постепенно они успокоились. Сначала улыбнулась она слабой улыбкой. Он ответил ей ободряюще. И вот они уже смеялись вместе, сжимая друг друга в объятиях.
— О, дорогая, — сказал он. — Все погибло. Нью-Йорк лежит пустынный, в Вашингтоне нет правительства. Сенаторы, судьи, губернаторы все гниют в земле и еврейские и негритянские проповедники с ними. Остались только мы, двое несчастных людей, живущих на обломках цивилизации
Он поцеловал ее, все еще всхлипывающую. И он теперь знал, он видел, что сегодня он был сильнее ее.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
На следующий день, после того как она сказала ему, он поехал в Университет и остановился возле библиотеки. Он ни разу не был тут после Великой Катастрофы, хотя посещал городские библиотеки. Огромное здание совершенно не изменилось. Окружающие его деревья и кусты за эти несколько месяцев заметно не подросли. Дренажные трубы работали хорошо, и здесь не было грязи на гранитных плитах. Хотя все равно оставалось общее впечатление запущенности, отсутствия ухода и заботы.
Ему не хотелось ломать окно, чтобы в здание не могли проникнуть животные и дождь. Однако другого варианта он не нашел. Поэтому Иш осторожно вынул стекло, влез в окно и открыл его, дав себе слово снова заделать его после ухода.
Он бывал здесь сотни раз за время обучения в университете. Но сейчас им овладел благоговейный трепет. Здесь хранилась вся мудрость человечества, запасенная им за долгие столетия, необходимая будущему человечеству. Теперь, когда он собирался стать отцом, он вдруг начал думать о будущем. Ребенок не должен вырасти просто потребителем, паразитом. Здесь он сможет почерпнуть все необходимые знания.
Он приехал домой почти в трансе. Книги! Знания! Но одни книги ничего не стоят. Нужны люди, чтобы читать, изучать их. Кроме того, нужно запасти и многое другое. Например, семена. Нужно, чтобы выведенные людьми растения не исчезли с земли.
Цивилизация ведь коснулась не только людей, но и животных, растений и многого другого. Они шли рядом с людьми, как братья, друзья, товарищи. Святой Франциск восклицал: «О, Брат Зерно! О, Сестра Кукуруза!» Теперь он мог бы продолжить: «О, Дедушка Колесо! О, Кузен Компас! О, Сестрица Теорема!» Знания в науках, философии плечом к плечу стояли рядом с человеком.
Он с мальчишеским энтузиазмом изложил все это Эм. Она старалась обучить Принцессу отзываться на зов. Эм выслушала его совсем равнодушно. — Цивилизация? — сказала она. — О, ты имеешь в виду самолеты, которые летают все выше и быстрее? Это?
— Да. Но и искусство, музыка, литература, культура…
— О, да. Книги о шпионах, негритянский джаз, от которого у меня болят уши.
Он был разочарован, хотя понимал, что она совсем не смеется над ним.
— Кстати, о цивилизации, — сказала она. — Нужно выяснить, какое сейчас число, а то через пару лет мы не будем знать, когда праздновать день рождения.
Так
— Я сегодня не успел почитать книги о родах. Но ведь это не к спеху, верно?
— Конечно. Может быть, они и не понадобятся. Разве ты не помнишь, что раньше, бывало, так, когда женщины рожали в такси, в коридорах больниц, где угодно. Когда роды начинаются, их не остановишь.
Позже, однако, он должен был признать, что она права относительно восстановления календаря. Время — история, история — это традиции, традиции — это цивилизация. Если потерять течение времени, его уже не восстановить. Может быть, он уже потерял его, если кто-либо из выживших не позаботился сохранить. Взять хотя бы семидневную педелю. Даже для людей далеких от религии дорога традиция дня отдыха после шести дней работы. Она сохраняется уж по меньшей мере пять тысяч лет, с дней Вавилона. Неужели теперь она погибнет? Неужели ему теперь не суждено узнать, какой же из бесконечных дней воскресенье?
Впрочем, он имел достаточные знания в астрономии, чтобы по положению солнца определить день недели.
— Ты права, — сказал Иш. — Мы знаем, какой сейчас год, а когда мы решим, что наступил Новый Год, а его мы вычислим по положению солнца, мы будем делать зарубки на камне. И так каждый день, каждый год. По этим зарубкам мы всегда будем знать, какое сегодня число.
— Глупо, — сказала Эм, — начинать исчисление с четырехзначного числа. — Она помолчала, посмотрела на пустынный город, четко вырисовывающийся в морозном воздухе. — Я полагаю, что прошедший год нужно назвать Годом Первым.
Этим вечером дождя не было. Облака висели над городом, но воздух был чистым. Если бы были огни в Сан-Франциско, то их было бы видно.
Он стоял на крыльце и смотрел на запад, вдыхая холодный воздух. Он все еще был страшно возбужден.
— Теперь мы покончили с прошлым, — думал Иш. — Мы оставим позади эти несколько месяцев. Начнем с Момента Ноль, который разделяет две эпохи. Начинается новая жизнь. Начинается Год Первый.
Перед ним теперь лежала драма земли без людей. Впереди его ожидали годы создания нового общества, реконструирования самого себя. Теперь он уже не будет одиноким наблюдателем. Он будет читать, будет учиться, будет вооружаться знаниями, накопленными человечеством. Он будет изучать технику, психологию, политические науки, все, что потребуется.
Он найдет других и соединится с ними, с хорошими людьми, которые будут вместе с ним строить новое общество. Нужно сегодня же начать поиски. Однако нужно быть осторожным и производить тщательный отбор. Нельзя брать людей слабых телом и духом.
Где-то внутри у него гнездился страх, что Эм может умереть во время родов. Ведь тогда погибнут все его надежды на будущее. Однако ее мужество подбадривало его. Она была сама жизнь, и ее нельзя было связывать со смертью. Она была источник будущего.