Романы. Рассказы

Тевекелян Варткес Арутюнович

Ребята были очень голодны.

— Пойду на дорогу, может быть, удастся добыть чего-нибудь съестного. А вы ждите меня тут, — предложил Мурад.

Он лежал в овраге на краю дороги и наблюдал. Проходили разные люди, но Мурад не решался подняться и попросить. Наконец вдали показался караван. При звуке колокольчиков у Мурада забилось сердце.

Сколько хороших воспоминаний было связано у него с этими нежными звуками! Каждый раз эти колокольчики извещали о приезде отца со своим караваном, и Мурад бежал далеко за город встретить его. Он знал,

что отец непременно привезет ему что-нибудь интересное из далеких краев, расскажет много любопытного о своих приключениях. Все товарищи завидовали Мураду, что у него такой отец, и он гордился этим. Где теперь отец? Жив ли он вообще? Караван приближался. Мурад, как бы проснувшись от сна, начал прислушиваться. До него долетали обрывки отдельных фраз. Что это? Караванщики говорили по-гречески! Позабыв о всякой осторожности, Мурад поднялся из оврага и побежал им навстречу.

Во главе каравана шагал молодой грек, спутник его отца, Теоредис. Мурад его помнил хорошо. В былые времена грек бывал у них дома.

— Здравствуйте, дядя Яни! Не узнаете меня? — спросил Мурад, видя, как удивленно Теоредис смотрит на него.

— Мурад! Сын моего друга! Бог мой! Вот чудеса! Скажи, дорогой, как ты попал сюда, что делаешь в этих местах?

К ним подошли остальные караванщики. Хотя Мурад и говорил по-гречески, но, не зная товарищей Теоредиса, он замолчал.

— Не бойся, тут все свои, рассказывай, — ободрил его Теоредис.

Мурад коротко рассказал все и попросил спасти их.

— Сколько вас? — спросил Теоредис.

— Пять человек.

Караванщик покачал головой.

— Все говорят по-гречески?

— Нет, только двое, я и мой двоюродный брат.

— Что вы скажете? — обратился Теоредис к своим спутникам.

Все задумались. Никто не отвечал.

— Оставить в беде сына друга, который не раз делился со мной последним куском хлеба, я не могу. Я возьму Мурада с собой; может быть, можно было бы взять и его брата, коли он тоже знает по-нашему, их легко выдать за своих, а как быть с остальными — не знаю… Что же, мы вас двоих возьмем с собой, — обратился он к Мураду.

— Нет, дядя Яни, я не могу оставить остальных ребят. Возьмите нас всех, спасите, иначе мы погибнем! — умолял его Мурад.

— Возьмем всех, Яни, будь что будет! — предложил один из караванщиков, пожилой человек.

— Поймают и нас убьют, — опасливо проговорил другой.

— Да… Дело тяжелое… — вздохнул Теоредис. — Пять живых душ… Они в самом дело погибнут. Что ж, рискнем, положимся на милосердие всевышнего, он не оставит нас без своей помощи. Двоих выдадим за греков, остальных спрячем между тюками. Ладно, Мурад, иди зови остальных, да поскорее, пока на дороге никого нет.

Глава пятая

У греков

На четвертый день Теоредис, ехавший во главе каравана, повернул вправо от шоссе, к узкой тропинке, извивающейся между невысокими холмами. Вокруг царила тишина, только внизу журчала маленькая горная речушка. Горизонт был окутан легким туманом,

и казалось, что по мере приближения каравана туман поднимается и уходит все дальше, оставляя на редкой растительности холмов крупные, прозрачные капли росы.

Утреннее солнце озарило вершины далеких гор. Природа лениво просыпалась от ночной дремоты.

Ехали молча, все были погружены в свои думы. Идущий впереди Мурада пожилой грек глубоко вздохнул и воскликнул:

— О господи! Как красиво и хорошо кругом, и до чего же злы люди!

После двухчасовой езды, когда солнце уже вышло из-за гор, показалась убогая деревушка, притаившаяся между холмами. Закопченные одноэтажные домишки ее покосились, вросли в землю. На всем лежал отпечаток нищеты; даже бревенчатая церковь согнулась и покачнулась набок; казалось, что грубый деревянный крест вот-вот свалится с колокольни.

При появлении каравана вся деревня высыпала на улицу. До полусотни ребят разного возраста, с бледными, исхудалыми лицами и со вздутыми животами, одетые в лохмотья, окружили приезжих. Они удивленно рассматривали нежданных гостей. Мурад и его товарищи стояли неподвижно, опустив глаза, и дожидались возвращения своих попутчиков. Они смутно понимали, что в маленьком домике около церкви, где собрались караванщики и старейшины деревни, решалась их судьба.

Вскоре Теоредис окликнул Мурада:

— Эй ты, мальчик! Иди сюда, тебя зовут!

Мурад удивился, почему грек не назвал его имени, но, войдя в дом, понял.

— Твое имя отныне Николас! — сказал, улыбаясь, Теоредис. — Ты грек и мой племянник из города, жить будешь у нас. Твоего брата берет к себе священник, остальных пока пошлем на пастбище к чабанам, там народу немного. Отныне все вы греки, ты потихоньку растолкуй своим ребятам, чтобы они поменьше болтали. Ну что, батюшка, на этом и порешили? — спросил Теоредис седого священника.

— Да, так и сделаем, да поможет нам бог!

— Николас пойдет со мной, а остальных Захар поведет прямо к чабанам. Кстати, как вы назовете вашего?

— Пусть называется Георгис, по имени святого Георгия-победоносца, хотя грех без крещения называть святым именем.

— Что вы, батюшка! Ведь они христиане, крещеные! — возмутился Теоредис.

— Кто знает, как они крещены. Истинная вера наша, греческая. Христос, наш спаситель, сам крестил греков.

— Хорошо, батюшка, вы успеете их еще окрестить, — сказал Теоредис.

Оставив Качаза у священника, Теоредис повел Мурада к себе. На пороге его дома стояла сгорбленная старуха, закутанная во все черное. Голова ее все время тряслась.

— Здравствуй, мама! Вот и мы приехали, — как-то смущенно поздоровался спутник Мурада.

— Вижу, что приехал, а это кто с тобой?

— Сын моего друга Николас, он погостить приехал к нам.

— Уж не нашел ли ты клад? Может быть, разбогател, раз гостей привозишь с собой?

— Ладно уж, мама, где трое, там хватит и на четвертого, — с досадой возразил он. — Как-нибудь обойдемся.