Ромейский Квест

Соколов Лев Александрович

Попы меж тем не унимались.

– Опортунт Фикулийский, - богопотребнейший муж!..

– Пасхалий Лиллибейский, - цветок во Христовом саду!

– Этот ваш, местночтимый, мы его не канонизировали...

– Ну и ладно... Лампридий Нерониадский!..

– Дионисий Ираклеопольский!.. Гроза лукавых ариан-аномеев!..

– Примасий Нерониадский! Гонитель монофизитов!..

– Дезидерий Долихийский...

– Раввула Библосский!..

– Дамасий Амморийский!..

– Евлалий Элионопольский!..

– Перпетуй Пиктавийский!..

– Филипониан Олизиппонский!..

"Извести

меня решили, - медленно сатанея стиснул зубы Федор.
– Даже не знаю, что лучше, когда он ссорились, или как помирились".

...Гервасий и Протасий Маркианопольские!
– Победно выкрикнул Парфений, от чего Окассий буквально застонал в экстазе.

Федор не выдержал:

– Да святые же вы отцы!..
– Простонал он сверху.
– Я понимаю, что все, имена кого вы перечисляете, наверно, были почтенные люди...

– Весьма почтенные!
– Громыхнул Парфений.
– Весьма!!!

– Очень!
– Поддакнул Окассий.

– Но нет ли у святой церкви нет достойных людей с именами... покороче?

– Как же нет?
– Удивился Парфений.
– Их есть!
– Вот хотя бы....

– Вит Тирский, - воспомянул Окассий.

– А Пап Фивский?
– Поддержал Парфений.

– Да. А Тавр Римский?

– Ну! А Мунд Лиддский?

– Это еще куда ни шло...
– Утер пот Федор.

Коротких имен у святых отцов, однако хватило ненадолго.

– Элладий Лаодикии-Сирский!
– вдруг вывалил Парфений.

– Филогоний Кесарии-Каппадокийский!
– не остался в долгу Окассий.

– Фебадий Епифании-Киликийский!..

– Потамон Селевкии-Исаврийский!..

– Кандидиан Самосато-Сирский!..

– Флорентий Петро-Идумейский!..

– Там их еще много?
– Уныло спросил Федор.

– Да мы еще даже и не начали!
– Фыркнул Парфений.

– Только разминались.
– Воодушевленно подтвердил Окассий.

– Сильна дедовским благочестием апостольская церковь!

– Глубока сокровищница святых мужей!

– Воспомянем лучших из них!

"Твою ж медь"...
– Закрыл глаза рукой Федор.

– Эрект Евахиадский!..

– Факиан Павианский!..

– Фалассий Дрепанский!..

– Филокал Писсидийский!..

– Акакий Писсунитский!..

– Гавиний Кальский!..

– Что-то имена последних совсем никуда не годятся, - снова дал голос Федор.

– Чем это?!
– Ревниво взъелись на него сразу оба святых отца.

– Не знаю... За такие имена в приличной казарме сразу морду бьют.

– Дикарь!

– Невежа!

– Солдафонщина!

– Продолжим, брат.

– Продолжим.

– Павлин Созопольский!..

– Примитив Капуйский!..

– Экспедит Птолемаидский!..

– Эпопей Костовальский!..

– Простатит Халкидонский!..

Федор тяжко вздохнул. Мелькнула мыслишка, что может, лучше бы его казнили. Усекновение головы дело быстрое. Хотя бы не мучился.

А путешествие

обещало быть долгим.

С этой мыслью он соскочил с койки, протиснулся между богоносными мужами, и вышел из каюты вон.

***

Меж тем, выйдя на палубу, Федор застал там большое оживление. Корабль наконец-то снимался с якоря. Комес-помощник стоя на корме махал руками, забористо ругался и дудел в свисток. Пестро одетая матросня бегала по палубе и лезла вверх на мачты. Выглянув за борт Федор увидел, что из бортов в воду свесились весла, и забили по воде. Корабль начал разворачиваться от пирса, медленно, будто беременная свинья в загоне. Стараясь не попадать под ноги матросам, Федор забрался на самый верх носовой надстройки, с тем чтоб лучше узреть свой первый выход в море. Проходя мимо светового люка своей каюты, он услышал отзвуки голосов двух святых отцов, - похоже они все еще теребили отцовское благочестие...

Федор встал сбоку от бушприта, и окинул взглядом открывающийся вид. Корабль шел к выходу из гавани, стараясь держаться на расстоянии от других разнообразных кораблей, которые шли на вход и на выход из порта. Пролетел мимо, споро ударяя воду многочисленными длинными веслами императорский военный бегун-дромон. На его носу было нарисовано угольно черное крыло, и рядом было написано вполне соответствующее название - "карбоноптерон". Правее, на встречном контркурсе вползал в гавань толстобокий торговец с генуэзским флагом. Федор любовался на корабли, на пестроту парусов и флагов, на расстилающийся за гаванью просто мраморного моря. Вскоре, под аккомпанемент свистка, матросы распустили паруса, при каждой эволюции бегая от борта к борту, чтобы уменьшить риск переворота своей высокой посудины. Затем, весла втянулись к бортам, корабль поймал ветер, и весело вышел из гавани.

Тут Федор сообразил, что ведь он никогда не видел Константинополя со стороны моря... Он резво спустился по носовой лестнице, и взбежал по другой на кормовую надстройку, будто в форте с одной башни на другую пробежал, и встав у борта бросил назад. Константинополь, столица мира, - удалялся, блистая. Виднелись укрепления гавани, крыши домов, купола многочисленных церквей. Столица Нового Рима, - и сама же - Новый Рим, лежала на бликах воды, все более оттягиваясь к горизонту. Солнце играло блеском в пучинах волн, кричали морские птицы, да расходились все дальше по разным курсам паруса уходящих кораблей...

Однако, несмотря на прелесть вида, Федор вскоре почувствовал некое беспокойство. Неприятное чувство все нарастало, и наконец локализовалось в области желудка. Как только корабль вышел из гавани, волны стали выше. Судно и стоящий на его палубе Федор, взлетали и падали с каждой волной, а вот желудок Федора за ними не поспевал, и словно норовил оторваться от хозяина. Федор почувствовал, как его лоб усеяла испарина. Во рту стало сухо. Свет будто-бы померк. Еще несколько минут, и... Федор едва успел подскочить к борту, и переломиться за него. Весь замечательный завтрак с императорской кухни полетел за борт.