Ромейский Квест
Шрифт:
Федор поворотился на голос. Что за диво?! То кричала баронесса Катарина. Вместо симпатичной разумной девушки, в которую Федор, честно сказать, даже слегка влюбился, сидела какая-то безумная дурища, с ошалелыми глазами и раззявленным ртом, раскрасневшаяся так, будто её потискал в светелке страстный ухажер. Не иначе в бесовской балалайке струнозвонца были заключены некие чары, туманящие чувства и разум.
– Подойди сюда, прекрасный певец!
– Позвала баронесса.
Патлатый Томасо тут же зажал под мышкой шляпу с деньгами, и не без элегантности, но проворно подскочил к помосту.
– Люди не зря аплодируют тебе, избранник муз!
–
– Те певцы, что выступили до тебя, постарались. Но ты своей песней сегодня превзошел всех! Отрадно нам было послушать песню о новом подвиге славного Роже, - самого храброго, добродетельного и куртуазного рыцаря во всей Нортмандии. Конечно же, победа в сегодняшнем состязании достается тебе. И вот тебе в знак того - мой перстень!
Перстень, сверкнув печаткой, перекочевал на руку музыканта. Тот рассыпался в благодарностях. Баронесса предложила балалаечнику присоединится к её свите. Тот рассыпался опять... Но Федору уже было не до подробностей. Он нашарил на столе кубок, и хлобыстнул из него до дна. В голове зашумело, и сжимавший череп обруч сведенных мышц слегка разжался. Уф... Велемир сидевший напротив, углядел его лицо, но не понял причины; ободрил Федора парой фраз о достойном проигрыше. Федор вяло соглашался, стараясь не обидеть дальнего сонародника. Но рыцарь видать все равно решил, что Федор расстроился проигрышем, и через некоторое время деликатно перевел свое внимание на разговор со своими людьми.
– Что же это деется на свете?
– Улучив момент, не убирая далеко стакан возмущенно зашептал Федор на Окассию.
– Кочевряжишься, ходишь в походы, совершаешь подвиги... А зачем? Всего-то нужно пустить по тавернам горластого дурня, - и сразу прославишься неслыханным героем.
– Таковы все люди, - Философски пожал плечами Окассий.
– Им нет дела до прошедших дней. Им нужны красивые рассказы. Много ли надо молодому баронету отсыпать менестрелям, чтоб они взяли нужный запев. А дальше оно само пойдет-покатится... Да и сам ты, разве задумывался - сколько правды в тех песнях, которые спевал лично ты? Все ли воспетые в тех песнях герои существовали? Все ли были такими уж героями?
– Нет, но...
– Федор задумался над словами монаха.
– Более того, память услужливо подкинула ему, как он сам, не так давно, лишил заслуженного - пусть и бандитского имени - незадачливого пирата Махмуда. Федора кольнул запоздалый укол вины. Но возмущение его не проходило.
– Но ведь мы-то в том бою точно были героями! Возмутился он. А этот-то Роже, никакой не герой, а самый настоящий разбойник! Где же справедливость?!
– Бог меряет справедливость своей меркой, сын мой, - мягко увещил Парфений.
– Через сто лет... Да что там, - даже через полвека, - никого уже не будет волновать, кем этот Роже был на самом деле. Но ведь главное, что в этой песне свою победу он одержал благодаря господу-богу. Не в этом ли высшее оправдание этой песни? Она учит людей главному - благочестию.
– А, подите вы к бесам, святые отцы!
– Фыркнул Федор.
– Вы оба сидите так спокойно, только потому, что в этой песне рифмоплет не упомянул ваши имена. Это я там валяюсь на карачках, и будто готов целовать в дупу Бафомета!
– Так и тебя там нет, куманёк, - успокаивающе произнес Окассий.
– Там какой-то другой Феодор. И никто не узнает, что он - это якобы ты, если ты перестанешь об этом вопить за столом в окружении кучи незнакомцев.
Федор опасливо повел головой, не услышал ли его и правда кто из соседей?
– На вот, - Окассий подвинул к Федору
– И все равно, неправильно это.
– Упрямо буркнул Федор.
– Жизнь вообще юдоль скорби, - хмыкнул Окассий.
– Но вино и сосиска делают её чуть лучше. Вот на, еще и хлеб...
– Э-еех!
Федор зажевал сосиску, умял хлеба, запил вином. Вроде как внутри немного отпустило. Правда сидевшая на помосте баронесса так обратно в красавицу и не обернулась, сидела как есть дурища. Внутри шебуршилась искушающая мыслишка, - подловить избранника муз где-нибудь на улице, разузнать у него, откуда у него такая паскудная песня? Желательно узнавать, стукая исполнителя головой о ближайшую стену... Эх, слишком людно.
– А коли Бог за правду, - наконец сообщил Окассию Федор, - так уж встречусь я когда снова с этим Роже. Вот и поглядим, чего он стоит, без песен.
– Все в руке Божьей, может так и будет.
– Покладисто согласился Окассий.
– Съешь ножку куриную.
– ...А вот эти люди, святой отец, - громко сказали над столом.
Федор и его компаньоны повернули головы. К ним подходил давешний слуга, что принял у них заказ. Рядом с ним шел, сложив руки на живот пожилой священник с сухим умным лицом.
– Я отец Бертрад, из церкви святых Марты и Марии, - представился подошедший.
– Это вы искали меня, братья?
– Как жена пекаря?
– Поинтересовался Окассий.
– Отошла, - поднял очи горе отец Бертрад.
– Господь прими её душу, - Умиротворенно выдохнул Окассий.
– Она отмучалась. Мы отобедали. Идемте, отец, наши дела не ждут.
***
Глава двадцать первая.
Шумный приморский город остался позади. Отец Бертрад, что сам вызвался быть провожатым, вел компаньонов к крепости воинствующих монахов. Дорога вилась меж холмов, поросших кустарником и деревьями. На осыпях холмов было видно, что земля здесь желта и красна, щедро уснащена песком, но это не мешало богато росшей зелени. Провожатый священник вел себя с удивительным тактом. Показывая дорогу в городе, он не отходил далеко. Но едва стоило ему вывести подопечных на простор, как он несколько отдалился, дабы не стать свидетелем лишних знаний, в которых, как известно, таились многие печали. Так же, как идущий впереди, отец Бертрад принял на себя бремя благословления встречных, буде у них появлялось такое желание. Дорога оказалось довольно оживленной. Ехали влекомые ослами телеги с поклажей. Шли люди самых разных языков, среди которых было и немало лиц агарянских.
– Далеко ли еще до крепости?
– Окликнул торящего путь провожатого Федор.
– Большую часть пути с Божьей помощью, мы уже одолели, - отозвался обернувшийся на голос отец Бертрад.
– Скоро вы увидите черные стены Макраба.
Мимо компаньонов прогарцевал, обдав их пылью, прекрасный аргамак, на котором восседал надменный смуглолицый всадник в восточных одеждах.
– Кой черт нам не дали лошадей?
– Пробурчал Федор, так чтобы его не услыхал провожатый.
– Всякие саракинские65 морды едут верхом, а мы только смотрим под хвост их коням...