Шрифт:
Глава 1
Боль. Первое, что я ощутил, когда сознание просочилось сквозь вату небытия. Тупая, разлитая повсюду боль. Как будто меня переехали каретой. Несколько раз. Голова гудела, как улей разъяренных шершней. Я попытался пошевелить рукой — ответил пронзительный спазм в плече и хруст, от которого скривило зубы.
"Где…? Что…? КТО?!"
Мысли путались, цепляясь за обрывки: яркий свет экрана, вкус холодного кофе, звук клавиатуры… И все это — чуждое. Не мое. Тело подо мной было длиннее, костистее. Руки в синяках и ссадинах,
Я открыл глаза. Вернее, приподнял одно веко — второе заплыло и отчаянно ныло. Тусклый свет. Деревянные стены, тряска. Карета. Старинная, допотопная карета, скрипящая на каждом ухабе. И сиденья жесткие, как скамья подсудимых.
Рядом сидели двое. Слева — парень, похожий на перепуганного хорька: худой, съежившийся, глаза бегают по углам, пальцы судорожно теребят край рубахи. Дышит часто, поверхностно. Ждет конца света.
Справа — его полная противоположность. Крепыш, широкий в плечах, с бычьей шеей и лицом, которое явно видело кулаки — и не раз. Сидел развалясь, одна нога в тяжелом сапоге выставлена в проход. На лице — полупрезрительная, полуусталая усмешка. Заметил, что я смотрю.
— О, живёхонек, — хрипловато процедил он, не меняя позы. Голос — как скрип несмазанной телеги. — А я уж думал, приехали с лишним грузом.
Я попытался сесть ровнее. Каждый мускул взвыл протестом. Голова закружилась. Я провел языком по сухим, потрескавшимся губам.
— Где… это? — выдавил я. Звук собственного голоса — низкий, хриплый — снова ударил по нервам. Не мой. Совсем не мой.
Крепыш фыркнул, будто я спросил что-то невероятно глупое.
— Где? В раю, дружок. В самом пекле. На дороге к нему. — Он махнул рукой в сторону маленького окошка, затянутого грязной тканью. — Везут нас, дураков, к Аспидовым.
Имя прозвучало с каким-то зловещим отзвуком. В памяти мелькнуло что-то скользкое, шипящее. Я поморщился.
— Аспидовы? — переспросил я, пытаясь сообразить сквозь туман в голове. — Кто это? И… как я здесь оказался? Последнее, что помню…
Помнил я, по правде говоря, обрывки какой-то другой жизни. Светящийся экран, клавиши, чашка… Но лицо? Имя? Расплывчато. Как будто кто-то стер ластиком.
Крепыш рассмеялся коротко и грубо.
— Помнишь? Да не мудрено! — Он ткнул толстым пальцем в мое заплывшее веко. Я вздрогнул от боли. — Видать, тебя силком запихнули в эту карету-гробовозку. Сопротивлялся, судя по морде. Знакомо. Меня в позапрошлом году так же. Димон, кстати.
Я машинально потрогал лицо. Синяки, ссадины, отек. Да, "силком" — это мягко сказано.
— Зачем? — спросил я, чувствуя, как холодная тревога сжимает горло. — Куда мы едем?
— К бабам, — Димон усмехнулся еще шире, обнажив не самый здоровый набор зубов. — К самым что ни на есть ядрёным бабам во всей России, да, наверное, и в Изнанке тоже. Аспидовы. Род древний, сильный. И чертовски богатый. Только вот незадача… — Он понизил голос, делая вид, что делится страшной тайной. Хорёк слега екнул. — Мужиков у них своих нету. То ли повывелись, то ли яд ихний не выдерживали. Одни бабы. Красивые, говорят, чертовски. И опасные — как кобры под церковным покровом.
Я уставился на него, пытаясь понять, бредит ли он, или это такой чёрный юмор.
— И… они ищут себе мужика? —
Димона будто передернуло от смеха.
— Один? Ха! Да они ищут одного-единственного, который их возглавит! Царя им змеиного подавай! Только вот беда… — Его усмешка стала откровенно злой. — Род-то ихний — ядовитый. В прямом смысле. Кровь, слюна, пот — всё пропитано. И не всякий мужик эту отраву выдержит. Большинство — дохнут, как мухи. Быстро и тихо. Потому они и живут в Изнанке, подальше от нормальных людей. Там их фон свой, ядовитый, им норм. А для нас… — Он помахал рукой перед носом, изображая предсмертные конвульсии. — …чистый ад.
Хорёк скулил уже почти неслышно. У меня в животе похолодело.
— Жатва, — продолжил Димон с мрачным удовольствием. — Ежегодная жатва. Набирают человек пятьдесят. Со всей империи. Из разных сословий — кого купят, кого силой возьмут, кого долги припрет. Сулят золотые горы семье, если кандидат "пройдет испытания". Ха! Испытания! — Он плюнул на грязный пол кареты. — Испытание одно — не сдохни от ихнего плевка в первую же минуту. А уж если повезет… то потом еще хуже будет. Говорят, там такие штуки творятся… — Он многозначительно постучал пальцем по виску. — Десять лет, слышал я, ни один лоб не прошел. Все удобрили ихние ядовитые садики.
Яд. Изнанка. Бабы-убийцы. Жатва кандидатов. Десять лет без победителей. И я — один из свежего улова. Проданный. Семейкой. За "золотые горы". Которые они получат, когда я удобрю чей-то сад.
Тошнота подкатила к горлу. Не от тряски. От осознания. Я оказался не просто в чужом теле. Я оказался в теле живого трупа. Купленного и доставленного к месту казни с доставкой на дом. Вернее, в поместье.
— Меня… продали? — спросил я хрипло, больше для себя.
— Ну а как думал? — Димон хмыкнул. — Сам бы ты сюда по своей воле поехал? На убой? За честь быть отравленным какой-то змеюкой в юбке? — Он посмотрел на меня с внезапной, неожиданной искрой чего-то похожего на усталое сочувствие. — Видать, твоя семья либо очень бедная, либо ты им ну о-о-очень поперек дороги встал, дружок.
Карета снова резко дернулась и замедлила ход. Снаружи послышался скрежет массивных металлических петель. Отдернув грязную тряпку у окошка, Димон мрачно буркнул:
— Приехали. Добро пожаловать в Ад, населенный змеями. И их сёстрами. Готовь задницу, юнец. Жатва начинается.
Я посмотрел в щель. Мерцающий лилово-серый свет Изнанки лился на мрачные, устремленные в небо шпили. На ворота, сплетенные из каменных змей. На невозмутимые лица стражниц в змеиных доспехах, уже окружавших карету. Их глаза, холодные и оценивающие, скользнули по нам, как по мясу на рынке.
Боль, страх, ярость от предательства — все смешалось в комок у меня под ребрами. Но сквозь это пробилось что-то другое. Острое. Колючее. Как шип.
"Продали, гады? Убить хотят? Посмотрим, у кого яд крепче окажется. Я еще поживу, черт вас всех подери. И запомните это лицо."
Я попытался расправить плечи, игнорируя боль. Вытер кровь, сочившуюся из разбитой губы. И встретил взгляд одной из стражниц — высокой брюнетки с ехидной усмешкой. Ее карие глаза блеснули любопытством.