Россия молодая (Книга 1)

Герман Юрий Павлович

– Ну, иди, брат, иди!
– велел Крыков.
– Иди! Погулял, а теперь спи. Корабли вон скоро придут - досматривать надобно...

– А он - кто?
– спросил Костюков, тыча пальцем в фигурку.

– Да так! От скуки!
– молвил поручик.

– Ты брось, Афанасий Петрович, - я вижу. Распоп он - вот кто! А давеча ты иноземца вырезал, который на людей ногами топчет...

В это мгновение Костюков начал было вспоминать, зачем он пришел к Крыкову, но так и не вспомнил, - опять отвлекся, да и Крыков всерьез осердился и угнал его спать.

5. "ВЕСЕЛЫЙ

ПЕТУШОК"

К вечеру против немецкого Гостиного двора бросили якоря на Двине три корабля под иноземными торговыми флагами: "Вечернее отдохновение", "Трубадур" и "Веселый петушок". Таможенные чины, объявив двум другим судам карантин, поднялись по парадному трапу "Веселого петушка". Крыков - при шпаге и при шляпе - произнес установленные вопросы, выслушал установленные ответы и полистал опись трюмным и палубным товарам. Шхипер Данберг - старый многоопытный проныра, Лис Лисович, как звали его таможенники, - смотрел в глаза Афанасию Петровичу не мигая.

– А теперь по правде, чтобы люди зря не мучились!
– сказал Крыков. Чего привез, господин Данберг?

Данберг смотрел прямо в глаза.

– Я не поверю, чтобы ты, господин Данберг, старый и опытный негоциант, пришел к самому концу ярмарки с таким пустяковым грузом. Четырежды на моей памяти была твоему кораблю от нас конфузия. Мы друг друга насквозь видим. Все едино я тебе, друг милый, не верю ни настолько. Говори, что привез?

Данберг усмехнулся и развел руками. Все его лицо сложилось мелкими складками, как пустой кошелек, - это означало, что он развеселился.

Афанасий Петрович скомандовал таможенникам - начать досмотр. Рылись более трех часов - никто ничего не отыскал. Данберг, откинувшись на спинку кресла, пил кофе и смотрел вдаль. На город опускался вечерний туман, в светлом небе мерцали звезды...

Крыков поднялся из люка, отряхнул пыль и паутину с колен и плеч, подошел к Данбергу. И удивился, почему шхипер пьет свой кофе в таком странном месте - под грот-мачтой. Разве в эдаком месте удобно сидеть и пить кофе?

Твердыми шагами он подошел к шхиперу и велел отодвинуть кресло.

– Но зачем?
– удивился Данберг.

– Затем, что я так приказываю!
– ответил Крыков и сам отпихнул тяжелое, обтянутое кожей кресло.

На желтом воске, покрывающем палубу, он увидел тонкую щель. Эта щель и погубила Данберга. Ее он и закрывал своим креслом.

– Люк!
– произнес Крыков.
– Откройте, господин шхипер.

Данберг нажал секретную пружину в небольшом тайнике стоял бочонок, крепко окованный, дубовый" на хитрых двойных петлях. Афанасий Петрович рывком поставил бочонок на палубу, спросил сурово:

– Деньги?

– Не мои!
– воскликнул шхипер.
– Богом пресвятым клянусь, - не мои. Пусть мои старые глаза не увидят более родных берегов, если я произнесу ложь: шхипер Уркварт...

Афанасий Петрович сказал тихо:

– Песий сын - вот ты кто! Была бы моя воля - приколол бы шпагой к этой самой мачте, и виси, покуда не протухнешь. Умнее нас себя почитаете, а для ваших прибытков нашим работным людям в глотку расплавленный свинец льют. Воры преподлые!

Повернувшись,

приказал таможенникам:

– Барабан, бей конфузию! Шхипера под стражу! К сему бочонку часового. С двух кораблей карантина не снимать до завтра. С утренней зарей начнем там досмотр.

6. ДОНОС

В то самое время, пока Крыков со всей строгостью досматривал "Веселого петушка", поручик Джеймс на серой в яблоках кобыле рысцой подъехал к таможенному двору, спрыгнул с коня и поднялся на крыльцо той избы, где когда-то проживал сам и у которой питался наложить на себя руки Афанасий Петрович. Здесь майор Джеймс знал каждый гвоздик. Дернув незапертую дверь, он поискал глазами полку, на которой когда-то стояли его семь болванов с париками, и положил в уголок три рейхсталера, аккуратно завернутые в тряпочку. Потом, беззаботно насвистывая, вышел и поехал, путая следы, - из улицы в улицу, из переулка в переулок...

На набережной, возле немецкого Гостиного двора прогуливался, заложив короткие руки за спину, шхипер Уркварт. С реки, оттуда, где стояли недавно пришедшие корабли, доносилась однообразная дробь барабана.

– Вы слышите, сэр?
– спросил шхипер, кивнув на реку.
– Нашел. Нашел, проклятый таможенник!

– Что нашел?
– подняв одну насурмленную бровь, спросил майор.

– Что ему было потребно, то и нашел. Старая лиса Данберг выдаст меня и припутает вас. Может статься, что он будет иметь наглость назвать даже имя полковника...

– Кончайте скорее!
– сказал Джеймс.
– Кончайте немедленно!

– Я могу поехать на Мосеев только утром. Сейчас царь не станет со мной говорить...

К берегу подошла лодка, из нее легко выскочил поручик Крыков. С ним было всего трое таможенников - остальным приказано было нести на кораблях дозорную службу. Джеймс и Уркварт замолчали...

Ночью майор и его солдаты помогли шхиперу Уркварту погрузить в лодки две очень старые пушки для книпельной стрельбы, что палили ядрами, скованными цепью. Сюда же был положен припас для этих пушек - порох, картузы, запасные цепи. Такая цепь должна была перерезать снасти вражеского корабля, как ножом. Для того обе пушки должны были палить вместе.

– Полезная сия забава не может не понравиться его величеству!
– сказал Джеймс, провожая лодку.
– А как только вы заметите, что государь пришел в доброе расположение духа - так начинайте...

Петр Алексеевич с интересом обошел пушки, оглядел, как что устроено, потом приказал начать пальбу. Выпалили двадцать три раза, но цепи не разворачивались, и дорогие ядра тонули в Двине.

– Нет, эдак не годится!
– сказал царь.
– Весь порох стравили, а все без толку...

И сел на траву отдохнуть. Уркварт сел рядом, пожаловался на свои беды, на то, что торговать с Московией трудно, таможенники-де чинят злые обиды. Давеча вот таможенный поручик Крыков объявил ему конфузию, отчего произошел немалый убыток доходам. Многие негоцианты нынче пришли сюда в последний раз. Вот царь приказывает возить корабельную снасть, а какой в том будет доход, если все берут посулы...