Россия молодая (Книга 2)
Шрифт:
– И верно!
Поздюнина и бобылей погнали на пристань - таскать бревна, дубовую дверь застенка Семисадов сам запер на тяжелый замок, ключ повесил на шею, чтобы не потерять. Матросы выстроились, боцман скомандовал:
– Левую вздень! Шаго-ом! Левой - ать!
У ворот съезжей он сказал караульщику из рейтар:
– Шел бы спать, милый! Нонче откараулил свое! Иди, брат, сосни часок...
Караульщик не стал спорить, зевнул, пошел вдоль заросшей лопухами улицы.
6. СЕМИСАДОВ
Монахи Николо-Корельского монастыря, ставшие в крепости носаками, живо поднялись в своих шатрах,
В обеденное время, когда и на Марковом острове и на цитадели работные люди, трудники, кузнецы, пушкари, солдаты, каменщики, носаки, землекопы, плотники, собравшись в артели, хлебали деревянными ложками кашицу с рыбой, боцман Семисадов и Сильвестр Петрович выехали в малой лодейке на Двину ставить вешки.
Жарко пекло солнце. Семисадов повязал голову платком по-бабьи, покуривал трубочку, шестом мерил границы Марковой мели, что тянулась вдоль всего Маркова острова, выходил порою на стреж - фарватер, - на самый корабельный путь.
– Вот и хорошо! Вот и ладно!
– говорил Иевлев.
– Ставь, боцман, вешку сюда...
Семисадов спускал вешку с канатом и донным камнем, она медленно колыхалась на воде. Восемь вешек обозначили мель перед караульными цепями. Сильвестр Петрович глазом определил, как полетят сюда крепостные ядра, палить будет удобно - близко. Боцман без любопытства посматривал на капитан-командора, попыхивал своей носогрейкой.
– Чего смотришь?
– спросил Иевлев.
– Того смотрю, Сильвестр Петрович, что здесь их и затапливать надобно - поперек корабельному ходу...
Иевлев сделал вид, что не понимает:
– Что затапливать-то?
– Да струги!
– с досадой ответил Семисадов.
– Не маленький, понимаю, что к чему делается. Народу как бы только поменее видело. Нынче молебен бы к вечерку спроворить в крепости, всех туда погнать, а матросы бы с нами и сделали дело. Покуда все чин по чину споют да лбами об землю потыкаются - у нас и готово...
Так и сделали.
Артельщики да десятские с непривычной строгостью велели всем быть к молебну. Заупрямился было старенький попик отец Иоанн - никак не мог придумать, для чего молебен. Иевлеву пришлось даже прикрикнуть. Попик, моргая подслеповатыми старыми глазами, облачился, дьякон-запивашка облил себе голову холодной водой, пофыркал, огляделся, пошел раздувать кадило. Крепостной народ, одевшись почище, шел толпами к плацу, где поставлен был налой. На валу бухали молотки. Сильвестр Петрович велел снять кузнецов со
– Дело, что делаем, есть дело тайное. У кого язык больно длинен, обкоротим, да и голову снесем - не пожалеем. Однако в деле сем на страх ваш полагаться не хочу. На присягу воинскую полагаюсь, на то, что сами ведать должны: идет на нас швед, воровской человек идет...
Матросы, стоя в лодках, торжественно молчали. Иевлев перекрестился, велел затапливать струги. Из глубины судна послышался стук топоров матросы прорубали днище. По другому стругу, ковыляя на своей деревяшке, ходил Семисадов, что-то, хмурясь, обдумывал. Погодя сошел к Сильвестру Петровичу, сказал загадочно:
– Теперь вешки-то повернуть надобно.
– Для чего поворачивать?
– А для того, господин капитан-командор, что не Маркову мель они стерегут, а фарватер.
Иевлев усмехнулся, - хитер боцман. И чтобы больше о вешках не толковать, оборвал:
– Вешки покуда стоят, до шведа. Снять всегда поспеем.
Молча смотрел, как медленно стал погружаться в воду первый струг. Второй потопили рядом. Пока делали эти работы, дважды пришлось посылать матроса к отцу Иоанну, чтобы еще помолился. Поп молился подлиннее. Когда всё кончили, Семисадов хриплым басом спросил Иевлева:
– Кончать богослужение-то?
– Пожалуй, что и пора.
– И то заморился батюшка наш.
– Заморился...
Боцман все смотрел на Сильвестра Петровича. Потом сказал тихо:
– Ты будь в спокойствии, господин капитан-командор. Никто не обмолвится. А ежели что почую - сам той собаке язык напрочь оторву. Не шутим нынче...
Дома Иевлева ждал Егор Резен - рассказать, как по-новому расставить пушки на батарее.
– Ставь, ставь, - думая о своем, ответил Сильвестр Петрович.
– Да ты меня совсем не слушаешь!
– сказал Егор по-немецки.
– Ты последнее время слишком много думаешь, господин капитан-командор!
Иевлев набил трубочку, раскурил от уголька, сказал весело, вглядываясь в гладко выбритое, загорелое лицо инженера:
– Эх, Егор-Егорушка, ничего ты, брат, не понимаешь. Ничегошеньки!
– Что это - "ничегошеньки"?
– радуясь иевлевскому веселью, спросил Резен.
– Пушки!
– воскликнул капитан-командор.
– Мортиры! Гаубицы! Разве в них главное дело, друг ты мой добрый? Пушки мы знаем, а вот народ наш пушкарей, солдат, иных прочих - знаем ли? Нет, не знаем, Егор. Всё на пушки надеемся.
Когда Резен ушел, Сильвестр Петрович прошелся по горнице, растворил окно, прислушался к ровному шуму работ в крепости.
Что ж, теперь пусть идет швед! Встретим как надо!
Бежит из-за моря из-за синя
черных, три корабля.
Песня
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1. ИДУТ КОРАБЛИ
Ранним утром 14 июля 1701 года шаутбенахт ярл Юленшерна отдал приказ кораблям эскадры становиться на якоря вблизи острова Сосновец, в горле Белого моря. На шканцах дробно ударили барабаны, запели сигнальные горны. Невдалеке морские волны бились об угрюмый, каменистый берег, прозрачный дымок вился над рыбацким становищем.