Россия нэповская
Шрифт:
Эмигранты оставались в массе своей людьми высокообразованными [756] и ничто человеческое им было не чуждо. Эмигрантов интересовала и художественная литература и поэзия, и кинематограф, и театр, и прочее и прочее. 1920-е годы ознаменовались целым каскадом изумительных, в этих областях, событий, изданий, имен. В двадцатые годы в Париже творили: маститые писатели и поэты, «сделавшие» себе имя еще в России — Иван Бунин и Александр Куприн, создатели литературного салона «Зеленая лампа» Зинаида Гиппиус и Дмитрий Мережковский, Михаил Осоргин и Владислав Ходасевич. От «стариков» не отставала и молодежь, во весь голос о себе заявили Борис (Боб) Поплавский и Георгий Адамович, Анатолий Штейнгер и Николай Гронский. Благодаря последним уже в 1920-е годы в литературных
756
На наш взгляд, совершенно не соответствует истине утверждение, что бывшие участники Белого Движения в массе своей люди темные, необразованные и в эмиграции далекие от культурной среде. (См.: Носик Б. Жизнь и дар Владимира Набокова. Первая русская биография писателя. М., 1995.) Как раз наоборот, именно эта, «белогвардейская» среда выдвинула ряд ярчайших представителей науки, литературы, искусства.
Для литературоведа и критика Модеста Гофмана и художника Ю. П. Анненкова, поэта К. Д. Бальмонта и искусствоведа А. Н. Бенуа, публициста В. В. Вейдле и артиста А. В. Вертинского Париж был не только «вторым домом», но и источником вдохновения, не просто местом сосредоточения соотечественников, но и благодарных слушателей, поклонников, читателей и учеников.
Не отставала от французской столицы и Прага. Волей судьбы здесь оказались известный писатель Е. Н. Чириков и драматург А. Т. Аверченко, геолог и палеонтолог Н. И. Андрусов, историк Г. В. Вернадский и поэтесса Марина Цветаева. Список можно было бы продолжить. Для многих эмиграция, как это ни покажется странным, помогла раскрыть собственное дарование, найти своего читателя и свой собственный стиль в искусстве. При материальной поддержке Чехословацкого правительства в 1920-е годы это было наименее болезненно.
В Берлине в этот период, наряду с «гениями пера», такими как Ю. И. Айхенвальд, трагически погибшем в конце 1920-х годов, во весь голос заявляли о себе совсем молодые тогда Владимир Сирин (Владимир Владимирович Набоков), Михаил Горлин и Сергей Гессен, Раиса Блох. Наверстывало упущенное время так называемое «потерянное поколение», чей расцвет пришелся на время революций и Гражданской войны, — поэт и публицист Илья Британ и философ и юрист Георгий Ландау.
В Италии нашли приют Н. Д. Боборыкин и А. В. Амфитеатров, слава которых вошла уже в зенит, но чьи имена в общественной среде эмиграции оставались на слуху до самой смерти этих двух российских писателей. В Варшаве «осел» тот, чьи романы представляли собой «лакмусовую бумажку» общественных настроений начала XX века — М. П. Арцыбашев. Правда в эмиграции его голос слышался все реже и реже.
На театральных подмостках мира блистал Федор Иванович Шаляпин; его туры шли непрерывной чередой. В 1920-е годы казалось не было на карте такого уголка (за исключением России), где бы он не побывал, всегда, правда, возвращаясь в свое имение под Биарицем. Здесь, в тиши, он продолжал свою работу над мемуарами, которые, сразу же после их выхода в свет, были запрещены в Советском Союзе.
В парижском театре «Феллина», в лондонских «Апполо» и «Колизеум» с триумфальным успехом шли спектакли художественного театра «Летучая мышь» под руководством режиссера Н. Ф. Балиева. Импресарио Сергей Дягилев и его труппа «Русский балет» покоряла «Grand-Opera», «Гёте-лирик», Театр Сары Бернар. Поистине открытием для европейской публики явилось выступление Иды Рубинштейн в балете «Истар» Л. Стаатса («Grand-Opera», 1924 год). Не отставал от нее танцовщик и балетмейстер Вацлав Нижинский, английская публика «сходила с ума» от несравненной Анны Павловой.
С 1923 года в Париже поселился Марк Шагал, который сразу же вошел в европейскую художественную элиту. До всемирной известности было еще далеко, а в 1923–1927 годы он подготовил 96 офортов, концовок и заставок к «Мертвым душам» Н. В. Гоголя. В Осеннем салоне (Париж, 1923 год и 1924 год), в салоне Независимых живописи и графики (там же, 1924 год), парижской галерее Шарпантье (1924 год), в Питсбурге (1925 год, 1927 год), в Венеции (1926 год, 1927 год), на выставке русского искусства в Брюсселе (1928 год), Праге (1928 год) демонстрировались произведения художника Филиппа Малявина. Среди участников выставки русского искусства
Все начинания требовали значительных затрат. В 1920-е годы существовало, по крайней мере, три — четыре основных финансовых источника.
Первый — помощь государственных структур стран эмиграции: министерств иностранных дел, министерств просвещения и проч. Особо необходимо подчеркнуть роль уже упомянутых нами так называемых «русских акций», в первую очередь — в Чехословакии; меньшими по размаху были соответствующие мероприятия в Болгарии и Югославии. Большинство представителей РАГ поддерживали дружественные отношения с местной общественностью, что позволяло надеяться на доброжелательность при разрешении вопросов, связанных с финансовой поддержкой различных программ помощи эмигрантам.
Второй — финансирование со стороны эмигрантских организаций коммерческой направленности: например во Франции — Торгово-промышленный и финансовый союз в Париже, Объединение деятелей русского финансового ведомства. Эти объединения финансировали большинство научно-исследовательских конференций, учебные заведения коммерческого и технического профиля, командировки, издание книг и специализированной периодики.
Третий источник — пожертвования частных лиц, в том числе и самих членов РАГ, как правило на именные стипендии, например, стипендия имени известного во Франции экономиста Н. Н. Зворыкина для студентов, специализировавшихся в области экономики [757] .
757
Последние новости. Париж, 1939. 23 апреля.
РАГ очень внимательно следило за стипендиатами, и даже после окончания ими высшего учебного заведения наблюдали за судьбой своих бывших воспитанников. Мало того, и учредители стипендий, и распорядители снабжали своих питомцев сопроводительными и рекомендательными письмами, облегчая им, тем самым, процесс приспособления к новым условиям.
Четвертый источник — сборы, осуществляемые самими эмигрантами посредством разного рода благотворительных акций. «Спасение утопающих — дело рук самих утопающих» — реальность бытия эмигрантов. Несмотря на всевозможную помощь и поддержку, они прекрасно понимали, что рассчитывать придется в первую очередь самим на себя. И благотворительные акции, этот испытанный прием интеллигенции еще в 70–80-х годах XIX века, эмигранты использовали в полной мере. Средства шли не только на оказание материальной помощи, но и на оплату медицинского обслуживания.
Интересен и немаловажен следующий факт. Тот или иной источник являлся для РАГ превалирующим в зависимости от конкретной страны, экономического и социального уровня населения и ряда других факторов. Так, например, в Чехословакии, в 1920-е годы, несомненно ведущую роль играли средства, поступавшие в рамках уже упомянутой «Русской акции». То же самое было в Югославии и Болгарии. В Германии преимущество оставалось за благотворительной помощью. Во Франции эмигранты делали ставку на частные пожертвования и поступления от коммерческих структур. В Великобритании — в основном за счет частных лиц.
Все поступавшие в распоряжение академических групп средства подлежали расходованию соответственно конкретным программам. Все доходы и расходы тщательнейшим образом фиксировались, решение о расходах принимались, как правило, общим собранием, в крайнем случае передоверяя права председателям РАГ, но требуя от них подробных отчетов. Ежегодные отчеты и собрания стали для 1920-х годов обычным делом. Как признавались сами эмигранты, они научились считать деньги.
Определенная часть средств уходила и на такие программы, как создание курсов по изучению языков, где эмигранты имели возможность, за счет средств академической группы либо повысить свое знание языка, либо получить первые уроки в его освоении. Выделялись средства и на организацию переселения части диаспоры или отдельных ее членов в различные страны, как, например, из Чехословакии и Франции в Южную Америку. Так, в конце 1920-х годов осуществлялся проект переселения части казаков-землепашцев из Восточной Европы в страны Латинской Америки — Парагвай, Уругвай, Аргентину и Перу.