Так целый год прошел в бреду…Теперь, вернувшись в Севастополь,Он носит красную звездуИ, глядя вдаль на пыльный тополь,На Инкерманский известняк,На мертвый флот, на красный флаг,На илистые водорослиСудов, лежащих на боку, —Угрюмо цедит земляку:«Возьмем Париж… весь мир… а послеПередадимся Колчаку».Спекулянт(1919)Кишмя кишеть в кафе у Робина,Шнырять в Ростове, шмыгать по Одессе,Кипеть на всех путях, вползать сквозь все затворы,Менять все облики,Все масти, все оттенки,Быть торговцем, попом и офицером,То русским, то германцем, то евреем,При всех режимах быть неистребимым,Всепроникающим,
всеядным, вездесущим,Жонглировать то совестью, то ситцем,То спичками, то родиной, то мылом,Творить известья, зажигать пожары,Бунты и паники; одним прикосновеньемУдорожать в четыре, в сорок, во сто,Пускать под небо цены, как ракеты,Сделать в три дня неуловимым,Неосязаемым тучнейший урожай,Владеть всей властью магии:Играть на биржеЗемлей и воздухом, водою и огнем;Осуществить мечту о превращеньиВеществ, страстей, программ, событий, слуховВ золото, а золото — в бумажки,И замести страну их пестрою метелью,Рождать из тучи град золотых монет,Россию превратить в быка,Везущего Европу по Босфору,Осуществить воочьюВсе россказни былых метаморфоз,Все таинства божественных мистерий,Пресуществлять за трапезой вино и хлебМильонами пудов и тысячами бочек —В озера крови, в груды смрадной плоти,В два года распродать империю,Замызгать, заплевать, загадить, опозорить,Кишеть, как червь, в ее разверстом теле,И расползтись, оставив в поле костиСухие, мертвые, ошмыганные ветром.На вокзалеВ мутном свете увялыхЭлектрических фонарейНа узлах, тюках, одеялахСредь корзин, сундуков, ларей,На подсолнухах, на окурках,В сермягах, шинелях, бурках,То врозь, то кучей, то в ряд,На полу, на лестницах —спят:Одни — раскидавшись — будтоПодкошенные на корню,Другие — вывернув крутоШею, бедро, ступню.Меж ними бродит заразаИ отравляет их кровь:Тиф, холера, проказа,Ненависть и любовь.Едят их поедом жаднымМухи, москиты, вши.Они задыхаются в смрадномИспареньи тел и души.Точно в загробном мире,Где каждый в себе несетПротивовесы и гириДневных страстей и забот.Так спят они по вокзалам,Вагонам, платформам, залам,По рынкам, по площадям,У стен, у отхожих ям:Беженцы из разоренных,Оголодавших столиц,Из городов опаленных,Деревень, аулов, станиц,Местечек, — тысячи лиц…И социальный Мессия,И баба с кучей ребят,Офицер, налетчик, солдат,Спекулянт, мужики —вся Россия.Вот лежит она, распята сном,По вековечным излогам,Расплесканная по дорогам,Искусанная огнем,С запекшимися губами,В грязи, в крови и во зле,И ловит воздух руками,И мечется по земле.И не может в бреду забыться,И не может очнуться от сна…Не всё ли и всем простится,Кто выстрадал, как она?
И вот, несмотря на все отчаяние и ужас, которыми были проникнуты те месяцы, в душе продолжала жить вера в будущее России, в ее предназначенность.
Из бездны(Октябрь 1917)
А. А. Новинскому
Полночные вздулись воды,И ярость взметенных толпШатает имперский столпИ древние рушит своды.Ни выхода, ни огня…Времен исполнилась мера.Отчего же такая вераПереполняет меня?Для разума нет исхода.Но дух ему вопрекиИ в бездне чует росткиНеведомого всхода.Пусть бесы земных разрухКлубятся смерчем огромным —Ах, в самом косном и темномПленен мировой дух!Бичами страстей гонимы —Распятые серафимыЗаточены в плоть:Их жалит горящим жалом,Торопит гореть Господь.Я вижу в большом и в маломВодовороты комет…Из бездны — со дна паденьяБлагословляю цветеньеТвое — всестрастной свет!Родина
«Каждый
побрел в свою сторону
И никто не спасет тебя».
Слова Исайи, открывшиеся в ночь на 1918 г.
И каждый прочь побрел, вздыхая,К твоим призывам глух и нем,И ты лежишь в крови, нагая,Изранена, изнемогая,И не защищена никем.Еще томит, не покидая,Сквозь жаркий бред и сон — твояМечта в страданьях изжитаяИ неосуществленная…Еще безумит хмель свободыТвои взметенные народыИ не окончена борьба —Но ты уж знаешь в просветленьи,Что правда Славии — в смиреньи,В непротивлении раба;Что искус дан тебе суровый:Благословить свои оковы,В темнице простираясь ниц,И правды восприять ХристовойОт грешников и от блудниц;Что, как молитвенные дымы,Темны и неисповедимыТвои последние пути,Что не допустят с них сойтиСторожевые Серафимы!
Память невольно искала аналогий судьбам России в истории падений и разрушений других империй и останавливалась, конечно, на Риме.
В половине VI века, одного из самых темных и печальных веков, которые переживало человечество, был один изумительный по смыслу и значению момент. Рим, уже не однажды разграбленный варварами, но еще сохранивший нетронутыми свои стены, здания и храмы, был на сорок дней совершенно оставлен своим народонаселением. Это было после вторичного взятия Рима готским королем Тотилой. Это было моментом перелома истории Рима. До этого он управлялся последними остатками сенаторских фамилий. Во время этого бегства они исчезают бесследно, и когда население Рима возвращается на свои пепелища, то власть естественно переходит в руки римского епископа — папы. Эти сорок дней безлюдья и запустенья отделяют императорский Рим от Рима папского, который постепенно вырастает из развалин и вновь подымается до мирового владычества, на этот раз духовного.
Избрание патриарха в октябрьские дни в Москве, [15] когда окончательно были смыты и унесены последние остатки царской власти, невольно приводило сознание к этой исторической аналогии и внушило идею стихотворения «Преосуществление».
Преосуществление
К. Ф. Богаевскому
«Postquam devastationem XL aut amplius dies
Roma fuit ita desolata, ut nemo ibi hominum, nisi bestiae
morareuntur».
15
Титул патриарха, упраздненный Петром I в 1721 г., был восстановлен на Соборе русской православной церкви 5 ноября 1917 г.; патриархом был избран Тихон (В. И. Белавин, 1865–1925).
В глухую ночь шестого века,Когда был мир и Рим простертПеред лицом германских орд,И Гот теснил и грабил Грека,И грудь земли и мрамор плитГудели топотом копыт,И лишь монах, писавший «АктыОстготских королей», следилС высот оснеженной Соракты,Как на равнине средь могилБродил огонь и клубы дыма,И конницы взметали прахНа желтых Тибрских берегах, —В те дни всё населенье РимаТотила приказал изгнать.
16
После разрушения 40 или более дней Рим оставался столько опустошенным, что из людей никто в нем не задерживался, но только звери. Комментарии Марцеллина (лат.).
И сорок дней был Рим безлюден.Лишь зверь бродил средь улиц. ЧуденБыл Вечный Град: ни огнь сглодать,Ни варвар стены разобратьЕго чертогов не успели.Он был велик, и пуст, и дик,Как первозданный материк.В молчаньи вещем цепенели,Столпившись, как безумный бред,Его камней нагроможденья —Все вековые отложеньяЗавоеваний и побед:Трофеи и обломки тронов,Священный Путь, где камень стертСтопами медных легионовИ торжествующих когорт,Водопроводы и аркады,Неимоверные громадыДворцов и ярусы колонн,Сжимая и тесня друг друга,Загромождали небосклонИ горизонт земного круга.И в этот безысходный час,Когда последний свет погасНа дне молчанья и забвенья,И древний Рим исчез во мгле,Свершалось преосуществленьеВсемирной власти на земле:Орлиная разжалась лапаИ выпал мир. И принял ПапаДержаву и престол воздвиг.И новый Рим процвел — великИ необъятен, как стихия.Так семя, дабы прорасти,Должно истлеть…Истлей, Россия,И царством духа расцвети!