Россия выходит в мировой океан. Страшный сон королевы Виктории
Шрифт:
Одним из таких агентов был и лейтенант Сомин в Пернамбуко, хорошо знавший испанский язык.
Большая часть консульских мест в прибрежных городах всего света занималась русскими морскими офицерами, и назначение местных обывателей, преимущественно английских коммерсантов, более уже не практиковалось.
Во Владивостоке, в Золотом Роге, лежали миллионы пудов угля, — это также было сделано Добровольным флотом в свободные промежутки времени между июнем и мартом, то есть между временем возвращения из Ханькао с чаем и новым отправление ем за ним.
Узаконения (легитимации) наши о призах с 1806 года оставались неопределенными, запутанными и спорными, а потому Морское министерство решило покончить и с этим. Проект узаконений 1881 года был исправлен и, наконец,
В день объявления войны составленное расписание станций, агентств, дислокация крейсеров и районы их действий были сообщены телеграфом адмиралу и капитанам, и исполнение этих приказаний не представляло никаких затруднений. К нашему счастью, и весна была ранняя. Весь Балтийский флот своевременно ушел в шхеры и в Моон-Зунд, по достоинству оцененный еще в 1868 году покойными адмиралом Григорием Ивановичем Бутаковым. В то же время из Владивостока вышли шесть пароходов Добровольного флота и четыре парохода «Русского общества», загруженные более чем двумя миллионами пудами угля, огромным количеством мин, боеприпасов, провизией и обмундированием. Также на борту пароходов находились запасные офицеры и добавочные команды для пополнения убыли на крейсерах. Каждый из этих пароходов имел свое место назначения, указанное в запечатанных пакетах.
Сам же Владивосток, давно укрепленный с перешейка дальнобойными орудиями, был загорожен минами и сделался недосягаемым для неприятеля.
Глава 3
От Бразилии до Сингапура
Мы же возвратимся к крейсеру «Русская Надежда», оставленному нами среди океана в виду Пернамбуко.
Среди глубокой тишины ночи на крейсере услышали, наконец, удары весел и тотчас же признали свой вельбот. Нечего говорить, что весь экипаж ждал его прибытия с величайшим нетерпением. Все сознавали или, лучше сказать, чувствовали, что Кононов везет решение их дальнейшей судьбы. В кают-компании, и без того на этот раз молчаливой, смолк говор, и все офицеры вышли наверх.
Безмолвно пристал вельбот и, получив приказание с вахты, потянулся под тали. Не отвечая ни слова на вопросы своих товарищей, Кононов отправился к капитану и нашел его сидящим с циркулем в руках за картой Атлантического океана.
— Объявлена война? — спросил он, поднимая голову.
— Да, 5 мая, — отвечал Кононов.
Капитан встал и свистнул в переговорную трубку на вахту.
Моментально последовал ответ «есть».
— Курс ост, ход средний, огней не открывать, — отдал приказание капитан и, получив в ответ снова «есть», обратился к Кононову.
— Садитесь и расскажите подробно, что сообщил вам Сомин.
Кононов доложил до малейшей подробности все, что слышал, и передал все бумаги, полученные от Сомина.
— Он не говорил, что за ним следят в городе?
— Нет, ни одного слова об этом.
— Право, он молодец, что умел так обставить себя, — промолвил капитан. — Покойной ночи. Очень благодарен за исполнение поручения, но помните, что об Сомине в Пернамбуко и о всех подробностях вашей поездки в город вы до возвращения в Россию, до окончания войны не имеете права ни писать, ни говорить никому ни слова. В этом я вас связываю честным словом. Остальные новости не скрывайте, я знаю, что кают-компания ждет их с нетерпением.
Капитан остался один за своей картой и, хотя пристально смотрел на нее, но, по-видимому, думал совершенно о другом. На этот раз мысли его, должно быть, унеслись далеко с крейсера, так как он не слышал хотя и сдержанные, но довольно громкие крики ура, которыми встретили офицеры новость, сообщенную Кононовым.
«Русская Надежда» продолжала, между тем, идти тем же средним ходом на восток, имея теперь на салингах часовых. Около полудня фор-салинговый заметил дым с правой стороны, и крейсер лег прямо на него, дав полный ход. Через полчаса показался большой пароход, который на требование поднять флаг положил право на борт, по-видимому, надеясь уйти. Борьба была далеко не равная, и крейсер без особых усилий быстро настиг своего противника. Последний, видя свое безвыходное положение, по первому же ядру [136] ,
136
Беломор по старинке пишет «ядро», хотя «Русская Надежда» могла стрелять только снарядами с медными поясками обр. 1877 г
Корабельные документы гласили, что захваченный пароход «Elbe» был английским, вместимостью 1500 тонн, вышел из Буэнос-Айреса 1 мая, а из Монтевидео уже после телеграммы о войне — 7 мая. Груз — кожи и мясные консервы, отправленные английским торговым домом в Лондон на имя министра Башвуда и Кo. Из вахтенного журнала парохода было видно, что он не шел более девяти узлов.
«Elbe», объявленный законным призом, по снятии с него экипажа в числе 25 человек и 500 пудов мясных консервов для надобностей крейсера, с остальным грузом был пущен ко дну.
В сущности, такая же участь постигла бы этот приз и на основании туринского проекта 1882 года комиссии международного права, так как взятый не в состоянии был следовать за рейдером. Итак, менее нежели через сутки по получении известия о войне ценность в 400 и более тысяч была потеряна великобританскими подданными. Впрочем, на крейсере все были убеждены, что в этот день не одни они так действуют, что, вероятно, на всех морях и океанах происходит такая же расправа с английской торговлей, так как не одна «Русская Надежда» вышла из Средиземного моря для этой цели, благодаря предвиденью Морского министерства.
Поворотив обратно и продержавшись всю ночь на большом тракте пароходов, идущих из Европы и обратно, на утро заметили и догнали пароход «Рахо» водоизмещением 1265 тонн, под английским флагом. Груз его из Рио-де-Жанейро — кофе, какао и сахарный песок — принадлежал английскому торговому дому в Лондоне. Забрав часть груза и сняв экипаж, «Рахо» на основании тех же параграфов призового устава был затоплен с оставшимся грузом.
Направляясь к югу малым ходом, около 5 часов того же дня с крейсера заметили быстро приближающийся дым с севера. «Русская Надежда» подняла русский торговый флаг [137] и продолжала идти прежним румбом, уменьшив ход еще более. С грот-салинга усиленно рассматривали приближающееся судно, а офицеры, стоя на юте с трубами и биноклями, делали различные предположения по мере того, как вырастали из воды рангоут и корпус неизвестного корабля. Это мог быть и приз, мог быть и неприятельский крейсер — «Ирис» или «Меркурий», о выходе в море которых говорил Сомин.
137
Русский торговый флаг — триколор.
В первом случае хватало еще времени взять его до наступления ночи, а во втором, как предполагали некоторые, дело ограничится только незначительной перестрелкой с большого расстояния до наступления темноты. Все сомневались, чтобы капитан, имея впереди более плодотворную деятельность, принял вызов и вступил в бой.
Между судами было уже не более трех миль, и на крейсере давно все было готово к бою. Капитан с большим вниманием рассматривал с мостика неизвестное судно и вдруг, к величайшему своему удовольствию, заметил, что оно стало отставать. Ясно было, что догоняющий узнал в крейсере, несмотря на все предпринятые меры, военное судно, усомнился во флаге. Этого было достаточно, чтобы у капитана не осталось никаких сомнений. Моментально руль был положен на борт, дан полный ход, и коммерческий фрегат заменил военный. В тот же момент и подозрительное судно поступило также. Началась гонка. Видно было, что убегающий шел почти одинаково с крейсером. Также не оставалось теперь сомнения и в том, что бежал англичанин — только английские пароходы могут ходить так быстро и тягаться в ходе с крейсером, и только англичане имели основание в настоящее время бояться погони.