Российские университеты XVIII – первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы
Шрифт:
В начале царствования Екатерина II проявила особый интерес к Московскому университету, поводом для чего послужило судебное дело, возбужденное в Сенате новым куратором В. Е. Адодуровым против И. И. Шувалова по обвинению в «неуказных», т. е. произведенных не по закону выдачах денег из университетской казны. [640] 18 февраля 1763 г. Екатерина II вынесла резолюцию по этому делу, где среди прочего поручила Адодурову «заготовить для университета план и штат к апробации, а если он хотя сверх положенной суммы усмотрит за полезное к порядку и приведению в лучшее состояние университета, то и оное представить, дабы для большего добра малая издержка не препятствовала» [641] . О неизменном внимании императрицы к Московскому университету свидетельствовало последовавшее в том же году распоряжение регулярно представлять ей ведомости об успехах всех учеников и студентов. [642]
640
ЧОИДР. 1859. Кн. 1. Отд. V. С. 69.
641
Рождественский С. В. Указ. соч. С. 252.
642
Отчеты куратора В. Е. Адодурова и директора M. М. Хераскова за 1764—68 гг. см.: РГАДА. Ф. 17. On. 1. Ед. хр. 41, 43.
В силу этого под руководством
643
В протоколе – по-французски: Документы и материалы… Т. 1. С. 264.
644
Там же. Т. 1. С. 265.
645
Lehmann U. Op. cit. S. 161.
Далее в протоколах университетской Конференции никаких сведений о проекте не видно в течение полутора лет, в отчете же В. Е. Адодурова Екатерине II от 31 мая 1764 г. упоминается, что «особливый штат и регламент» по-прежнему сочиняется относительно всего, «что касается до особливых должностей, как из учащих, так и учащихся, и до их содержания и воспитания, також и о всех прочих до университета принадлежащих чинах». [646]
Возможно, именно этот штат, написанный рукой самого Адодурова (без даты), сохранился в бумагах Г. Н. Теплова. [647] Вместо упомянутого «необъятного» университетского плана данный штат лишь немного превосходил по составу прежний «Проект об учреждении» 1755 г., продолжая изменения, уже заложенные на рубеже 1750—60-х гг. Ординарных профессоров предусматривалось двенадцать: трое на юридическом, трое на медицинском и шесть на философском, который расширялся по сравнению с 1755 г. за счет добавления кафедр высшей математики и камеральных наук (включая туда «экономию и металлургию»). [648] Жалование ординарных профессоров сохранялось на прежнем уровне в 500 рублей, но полагались прибавки для первых двух профессоров факультета по старшинству службы. Кроме того, в штате обозначены экстраординарные профессора с жалованием в 450 руб.: по одному на юридическом и медицинском и три на философском факультете, которые «имеют в случае болезней… заступать места ординарных профессоров, чтобы в учении не происходило остановки». Значительно увеличивалось количество студентов университета на казенном содержании (до 82 человек), из которых большинство – на философском факультете. Часть штатных расходов направлялась на покупку книг для библиотеки, инструментов для учебных кабинетов, оборудования будущей астрономической обсерватории, анатомического театра, ботанического сада и больницы. Адодуров также указывал на необходимость строительства особого дома для университета за недостатком его нынешних помещений. Общая сумма университетского штата была доведена им до 54495 руб. 45 коп., т. е. почти сравнялась с содержанием Петербургской Академии наук по Регламенту 1747 г. в 55 тыс. руб.
646
Рождественский С. В. Указ. соч. С. 253.
647
РГАДА. Ф. 17. Он. 1. Ед. хр. 41. Л. 178–201 об.
648
РГАДА. Ф. 17. On. 1. Ед. хр. 41. Л. 179 об.
Единственным серьезным изменением в системе управления университета, предложенным Адодуровым, была замена директора на пост ректора, выбираемого из профессоров «по примеру прочих европейских университетов». [649] И это не случайно, поскольку такая замена давала выход из накопившихся к середине 1760-х гг. серьезных разногласий в управлении Московским университетом, которые отражали постоянное противостояние профессоров и университетской канцелярии во главе с директором. Характеризуя состояние университета в 1763 г. в связи с назначением на этот пост M. М. Хераскова, профессор И. Г. Рейхель писал Г. Ф. Миллеру: «Я почти потерял надежду на лучшие времена. Новый директор не в ладах с куратором, а тот с ним, полномочия канцелярии поднялись до самой вершины, даже именно канцелярия теперь основное слово, а ученость – нечто несущественное». [650]
649
Там же. Л. 178 об.
650
Lehmann U. Op. cit. S. 161.
Иногда противостояние выливалось в открытые конфликты с вовлечением куратора Адодурова. Например, в мае 1765 г., разбирая один из учебных вопросов в гимназии, куратор нашел, что профессора превысили свою компетенцию и решили вопрос в обход директора. На это он потребовал, чтобы «впредь по делам, до университета касающимся, представлять обстоятельно ж, показывая точные на представляемое дело из Проекта пункты, указы и от господ кураторов ордеры, и наблюдая в речах и требованиях надлежащую пристойность», поскольку профессора «в своих собраниях вступили в такие дела, которые принадлежат единственно до господина директора, а не до профессорских собраний, и не до Конференции». Однако профессора сочли себя оскорбленными тем, что куратор якобы одобрил пренебрежительное отношение к приказам Конференции и выставил ее авторитет по посмешище. [651] Они заявили, что тогда вообще не понимают, чем должны впредь заниматься на собраниях, и просили от куратора «точную и ясную инструкцию». В ответ, не отрицая возможные изменения в управлении университетом, Адодуров предписывал пока буквально исполнять «Проект» 1755 г.: чтобы профессора «до будущего впредь пополнения законов, о университете уставленных, ни под каким видом не вступали и на себя того не принимали, что аппробированным о университете проектом на них не возложено, дабы чрез то в уставленных порядках и узаконениях не учинить собою перемены и под ответ не впасть, в порученной же им должности поступать во всем так, как по аппробованному проекту точно положено и узаконено и им самим довольно известно, на что и особо инструкции быть не должно» [652] .
651
Документы
652
Там же. С. 125—126, 134.
Мысли о том, что переустройство Московского университета необходимо в сторону дарования ему академического самоуправления, встречаются в целом ряде проектов, написанных в середине 1760-х гг. Один из них был представлен Екатерине II в ноябре 1764 г. профессором Ф. Г. Дильтеем, который, что любопытно, незадолго до этого был уволен из Московского университета В. Е. Адодуровым за «нерадивость» и прогулы лекций, а теперь хотел обратить на себя внимание императрицы и найти при дворе протекцию для возвращения в университет. [653] Его «План об учреждении разных училищ для распространения наук и исправления нравов» рисовал стройную, иерархически организованную систему училищ, на высшем уровне которой находятся университеты, призванные управлять и контролировать низшие школы (в этом смысле Дильтей выступал провозвестником системы, введенной в России министерством народного просвещения в 1803 г.). [654]
653
Документы и материалы… Т. 1. С. 333. В архивном деле «О ссорах профессора Ф. Г. Дильтея с куратором В. Е . А додуровым» (РГАДА. Ф. 17. Оп. 1. Ед. хр. 42) содержатся ответы Адодурова на запросы секретаря императрицы Г. Н . Т еплова и Сената о провинностях Дильтея, представления самого Дильтея о нанесенных ему университетом «обидах» и копия указа Екатерины II от 9 марта 1766 г. о повторном зачислении Дильтея в Московский университет. Анализ учебного плана Дильтея см. также: Donnert Е. Philipp Heinrich Dilthey (1723—1781) und sein Bildungsplan f"ur Russland von 1764 // "Osterreichische Ostehefte. Bd. 31 (1989). S. 203—237.
654
РГАДА. Ф. 17. On. 1. Ед. хр. 58. Л. 125–203 (тексты на русском и латинском языках). Впервые опубликован С. В. Рождественским в кн.: Материалы для истории учебных реформ в России в XVIII–XIX в. СПб., 1910. С. 10–44.
Собственно университетам (Московскому и предполагаемым в Батурине и Дерпте) посвящен четвертый раздел «Плана», где Дильтей отстаивал их корпоративные свободы: особую юрисдикцию с правом университетского суда выносить несколько степеней наказаний: публичное увещание, заключение в карцер и, при особо тяжких проступках, исключение из университета с передачей под суд государства; выборность администрации во главе с ректором, пост которого, как это было принято во многих немецких университетах, ежегодно переходил бы от одного факультета к другому, при этом Дильтей особо обличал неученых чиновников – «нынешних директоров, наук не знающих». [655] Отдельные корпорации составляли каждый из предусмотренных четырех традиционных факультетов, включая богословский: на них созывались факультетские собрания, где избирались деканы сроком на год. Университеты присуждали докторские степени после строгого экзамена, сочинения надлежащей диссертации и прохождения диспута. Награждение докторским чином должно сопровождаться «церемониями, как у других университетов», и, вообще, внимание Дильтея к корпоративным традициям ощутимо в специальном параграфе об университетских церемониях, которыми «пренебрегать не должно». К их числу относилась и присяга, которую студенты «должны учинить, приложа руку к жезлу университетскому», на повиновение печатным «законам университета» [656] .
655
Там же. С. 31.
656
Там же. С. 42. В Московском университете такая традиция вручения правил поведения студентов и принесения присяги, очевидно, под влиянием немецких профессоров впервые появилась в 1765 г. – см.: Документы и материалы… Т. 2. С. 81—82, 302.
Примерно в то же время, что и Дильтей, схожие взгляды на преобразование Московского университета высказал и академик Г. Ф. Миллер, переехавший в 1765 г. из Петербурга в Москву Между 1766 и 1768 гг. им была составлена обширная записка «Мысли об учреждении Московского университета». [657] Уже с самого начала записки Миллер проявляет себя как сторонник традиционного взгляда на университет как на автономную корпорацию, пользующуюся широкими правами и внутренним самоуправлением, при которой куратор осуществляет лишь функции высшего надзора. Соответственно, Миллер выступает с острой критикой нынешней системы управления через канцелярию во главе с «полуученым» директором, который «гордится своим рангом, принимает почести, а потому будет устраивать все по своему усмотрению, даже когда не прав, лишь чтобы сохранить свой авторитет». [658] По мнению академика, канцелярия вообще не нужна университету («нет такого в мире, чтобы университет управлялся канцелярией, которая заботится о приходе и расходе денег, соблюдая лишь собственное благополучие» [659] ), а право распоряжаться финансовыми средствами должно находиться в руках профессоров – эта позиция Миллера, очевидно, продиктована той многолетней борьбой, которую в Петербургской Академии наук вели ученые против всевластного произвола академической канцелярии.
657
РГАДА. Ф. 199. Порт. 412. Ч. 1. № 14. Л. 1—28. Краткое изложение записки см.: Шевырев С. П. Указ. соч. С. 125–127. Датировка определяется по упоминаемым Миллером профессорам Московского университета (Дильтей, Лангер, Керштенс, Эразмус, Рост, Барсов, Рейхель), которые служили в таком составе именно в 1766–1768 гг.
658
РГАДА. Ф. 199. Порт. 412. Ч. 1. № 14. Л. 3 об.
659
Там же. Л. 2 об.
Во главе же коллегии профессоров, призванной полностью контролировать всю учебную и хозяйственную жизнь университета, должен стоять выборный ректор, который имел бы право решающего голоса в профессорских собраниях и выступал в качестве передаточного звена между университетом и куратором, «принимая ордера от куратора и докладывая ему рапорты». [660] Миллер особо подчеркивает правильность практики регулярной смены ректора («несменяемый ректор многое себе может позволить… чего остерегся бы, зная, что его правление длится конкретное время и после очередных выборов он должен вернуться в прежнюю должность») и также предлагает передавать эту должность по очереди от факультета к факультету [661] .
660
Там же. Л. 5 об. – 6.
661
Там же. Л. 15 об.
Вполне традиционными были взгляды Миллера на университетский суд: с одной стороны, он реализовывал право собственной юрисдикции университета, с другой, такой суд, дополненный коллегией из всех профессоров-юристов, представляет самостоятельную инстанцию, куда могут поступать дела из государственных судов в случае сомнений и в порядке апелляции (именно таким правом обладали университеты в судебной системе Священной Римской империи). Единственная оговорка, которую вносит сюда Миллер с точки зрения практики «модернизированного» университета, состоит в том, что решения суда по университетским вопросам исполняются с одобрения куратора. [662]
662
РГАДА. Ф. 199. Порт. 412. Ч. 1. № 14. Л. 7 об.