Росток
Шрифт:
— Верцингеторикс, — поправил его этот незнакомец.
— Тебе знакомо это имя?
— Да. Это один из великих вождей былых лет. Он объединил многие кланы кельтов против ромеев.
— Но проиграл. В битве при Алезии. — закончил за незнакомца Вернидуб.
— Все так… все так… и многие кельты после этого попали под владычество ромеев.
— А тебе откуда этот Верцин известен?
— Потому что я пришел от остатков одного из кельтских племен — бойев. В годы юности моего прадеда нас выбили из стародавних земель. Все разбрелись кто куда. Наши рода ушли на восход[1]. Но лишь для
— Удивительно, — покачал головой Вернидуб. — Кельт и тут… Как так получилось, что ты вошел в нашу рощу?
— Потому что я не простой кельт, а друид. Ведун, если по-вашему. И был сюда приглашен как почетный гость. Да-а-а… Когда-то давно и мы тоже вот так собирались в дубовых рощах… когда-то…
— Что привело тебя к нам?
— Скажи прямо, — кивнул старший, видя определенную нерешительность гостя.
— Я уже года три путешествую, подыскивая для остатков моего племени спокойное место. За это время даже ваш язык выучил немного. Эти поиски и привели меня к вам.
— Ты говорил, что был в ромейском рабстве. Как это случилось?
— Набег гётов. Меня увели и продали торговцу-ромею, так как я по звездам многое могу сказать. Очень ему это оказалось полезно. Так я и побывал много где. Даже в Индии.
— А как освободился? Сбежал?
— Спас его во время шторма. Он в благодарность отпустил. И одарил щедро.
— Чудно-чудно… — покачал головой Вернидуб.
— Еще чуднее слышать о таком человеке, как ваш Беромир. Наши боги отвернулись от нас. Нас бьют. Наши земли забирают. На наши молитвы никто не отвечает. А ваш новый ведун — великий дар небес. Они слабы, раз сообща стоят за одним человеком. Но в этом их сила, ибо встали на вашу защиту как один.
— Беромир и нас к такому призывает. К единению. К выбору верховного правителя и создания крепкой армии. — кивнул Вернидуб. — Хотя порой его слова услышать сложно. Говорит чудно. Как и мыслит иначе. Чуждо. Его вообще наша жизнь тяготит и злит. Он ведет себя так, словно привык к другой.
— В этом нет ничего удивительного. Я слышал, что в древности такое случалось. Будто человек переродился, но не лишился памяти о былых жизнях. — произнес это друид.
— Или боги ему их открыли. — заметил Красный лист. — Он ведь до того удара и падения в реку был простым пареньком. Самым обычным, который, как и многие, далек от знаний.
— Ну или так. — охотно согласился друид.
— Знать бы еще, где и кем он в прошлом жил. — поинтересовался кто-то. — Может, он при случае туда и убежит.
— Нет! — решительно воскликнул Вернидуб. — Он всем сердцем печется о благополучии нашем. И мыслит бороться с роксоланами да языгами. За нас. Говорит, что наши предки веками дрались с ними и весьма успешно, пока смута не разъединила нас. Вот! — седой потряс туеском. — Смотрите, что он написал!
Затем достал и стал читать историю о происхождении славян, придуманную Беромиром. Ту самую, записанную им по мотивам воспоминаний. Медленно. С толком. С расстановкой… Ну, то есть, по слогам. Потому что иначе еще и не умел.
В ней описывались монументальные события на западе Евразии за последние полторы тысячи лет. Кратко, но емко. Показывая ближайшее родство балтов со
— Зачем он записал такое? — удивился друид. — Али ему не ведомо, что записывать тайные знания никак нельзя[2]?
— Он опасается, что если не будет писания, то с нами может погибнуть и наше прошлое. А вместе с ними и потомки уже не вспомнят — кто они и откуда. Им отрежут корни, отчего увянет крона, а ее место под солнцем займут иные деревья. Для этого Беромир даже придумал письмо и обучил меня ему. А уже я — иных ведунов учу ему.
— Может быть, он и прав, — грустно произнес друид…
Тем временем Беромир гнал самогонку.
Хорошую.
Для себя.
Выдерживая стандарт «полугара». То есть, в плошку наливал немного получающегося самогона. Поджигал его. И смотрел, чтобы выгорала половина. А еще он фильтровал свое варево, прогоняя через уголь. Ну и «хвосты отрубал» без всякой жадности.
По этому случаю был даже сделан условный выходной для учеников. Чтобы все из них могли на этот процесс посмотреть и поучаствовать в дегустации…
— Эх… трудимся-трудимся, а словно бездельники живем, — философски заметил один из учеников, которого что-то развезло больше ожидаемого. Видимо, совсем не держал этиловый спирт.
— Отчего же бездельники? — спросил ведун.
— Землю не пашем. Жито не сеем. Сено коровам или лошадям не готовим.
— Ты видишь у нас тут коров с лошадьми? — усмехнулся кто-то из учеников.
— Да кому это объяснишь? Не делаем и все. Более и неважно. Эх-эх. Дела наши тяжки. Вот вернусь я домой. Спросят меня, чем я занимался. И что я скажу? Хитрое пиво варили да по лесам сок березовый сушили?
— Засмеют! — хохотнул третий ученик.
— Ей-ей засмеют! — вторил ему четвертый. — И не объяснишь!
— Жито — да, мы не сеем, — согласился Беромир. — Но лен посадили. И коноплю.
— Куда нам его столько-то? Все же семена посеяли! Все!
— А что делать? — улыбнулся ведун. — Нам нужно много ткани. И много льняного масла.
— А жито? Как без жито-то?
— А жито у нас есть. А ежели кончится — еще принесут. Сами.
— Прямо вижу, как отец будет на всю округу хохотать. — покачал головой перебравший ученик. — Что мы, как дети малые да неразумные все что смогли, льном засеяли, позабыв про жито.
— Почему позабыв?
— А как? Я отца своего знаю. Именно так и скажет. Да и иным, лишь бы позубоскалить.
— Даже если ты придешь в добром железе?
— Да ну, — отмахнулся ученик, икнув. — Скажешь еще тоже.
Впрочем, не увидев даже тени улыбки на лице учителя, осекся и попытался задуматься. Хотя у него получалось туго, слишком уж его разморило и расслабило, в том числе умственно, как порой от алкоголя и случается…
В тот день они ничем более не занимались особым. Отдыхали. Разве что всякие фоновые процессы выполняли, связанные с добычей пропитания. Теми же рыбными ловушками.