Росток
Шрифт:
— Как его? Зачем? Почему? — удивился хозяин.
— В рабство мне его отдай.
— Зачем он тебе? — удивился гость.
— Перуну в жертву принесем. В благодарность за справедливость.
— Фу… варварство! — фыркнул хозяин. Надсмотрщик же нешуточно струхнул и побледнел.
— А почему именно его? — поинтересовался гость торговый.
— Он в усладу людей бьет и мучает. Это говорит о гнилой душе. Да и не только это. Увидев, что меня это особо злит, он жену мою старался как можно чаще отдавать в награду. И сам ее пользовал прямо на моих глазах.
— Он тебе дорог? — поинтересовался купец у хозяина.
— Что вы его слушаете?! — взвился надсмотрщик. — Как же меня можно в рабство?! За что?! За то, что обязанности свои выполнял?
— Я не могу сдавать своих людей. Так нельзя. — покачал головой хозяин. — Кто из них сохранит мне верность, если я с ними так обходиться стану?
— Видишь? Никак. — развел гость руками, обращаясь к рабу. — Выбери иное.
— Нет. Или так, или никак. — причем взгляд его очень нехорошо сверкнул. Этот год рабства сильно изменил мужчину. Иного бы сломал, а у него словно хороший скульптур оголил натуру, сделав ее фактурной.
— Вот заладил! — выкрикнул хозяин, которому этот взгляд очень не понравился.
— Он лгал тебе. Он вредил тебе. Он воровал у тебя. А ты его защищаешь. Хочешь, чтобы над тобой и дальше все посмеивались? — холодно поинтересовался мужчина.
— Вот не надо выдумывать! — взвился хозяин.
— Посмотри в его мошну.
— Что?! Зачем? — обеспокоился злобный надсмотрщик.
— Что у него там?
— Посмотри.
— Да что вы его слушаете?! Вы чего?!
Старший надсмотрщик подошел к этому кадру и молча сорвал кошелек с пояса. Распустил завязки. Открыл. И удивился.
— Что там?
Он молча подошел и протянул его упитанному персонажу на кушетке.
— Оу… — покачал головой хозяин. — И откуда это у тебя?
— Я… я… нашел! — произнес он и попятился, но старший надсмотрщик придержал его за шиворот туники, демонстративно положив руку на оружие. И взглянул так, что не пересказать. Ведь получается, что этот кадр подставил их всех. Кого-то больше, кого-то меньше. Из-за чего он смотрел на этого деятеля как на кусок мяса, который собирался разделывать.
— Ты откуда узнал, что он ворует? — обратился хозяин к рабу-мужчине.
— Да все знали, что он ворует у тебя и покрывает какие-то еще делишки. Когда выходил к тебе, я глянул — мошна чем-то набита. Значит точно что-то утащил. По утру-то он приходил всегда с тощей.
— Наблюдательный…
— Рабы многое видят. Никто ведь на нас не обращает внимания.
— И многие у меня воруют?
— Ты с рабами как со скотом обращаешься. Зачем мне тебе помогать? Но эта тварь мне нужна. А остальные без надобности. Сам их распустил, сам с ними и разбирайся.
Этот персонаж гневливо на него посмотрел, борясь с желанием выпороть.
— Выдохни, — усмехнулся купец. — Его сын еще большая язва. А у него ныне сестрица объявилась — ведьма Мары — вот где ужас.
— Какая еще сестра? — удивился мужчина-раб.
— Обряд он какой-то провел,
— Какую Злату? Дочь Гостяты?!
— Ее.
— Да как он позволил?!
— А его не спрашивали. Борята выпустил ему кишки в круге.
— Что?!
— По многим землям вокруг поубивали тех, кто за роксоланов стоял. Иной раз с семьями. Сказывают — Беромир подбил…
В этот момент злобный надсмотрщик, улучшив момент, развернулся и дал стрекача. Стараясь убежать.
— Взять! — рявкнул хозяин.
И завертелось.
Беглец бежал отчаянно, пытаясь оторваться и уйти. Взять его удалось только на улице. Да и там — не сразу. Петлял как опытный заяц и эпизодически прятался. Битый часа пробегать за ним пришлось. Но и то — впустую. Поняв, что ему не уйти, он выхватил свой кинжал и бросился на него. Метя так, чтобы широкий клинок пугио[1] вошел ему прямо под ребра. Так что до усадьбы донесли уже остывающий труп.
— Сам видишь, судьба, — развел руками хозяин, обращаясь к рабу… к бывшему рабу, то есть. Того с семьей отмывали. Заодно подвергая осмотру эскулапа. Готовя к тому, чтобы провести процедуру освобождения в магистрате.
— Я не смогу отблагодарить Перуна.
— Брось. Умереть с таким позором на виду у всего города — дорогого стоит. Твой сын поднял восстание против роксоланов. Я знаю, чем тебе возместить эту жертву…
* * *
Тем временем Беромир сидел на бревне у реки и беседовал с Вернидубом. Спокойно и благодушно. Тот намедни приехал, и они много разговаривали.
— Тебя хотят видеть в роще.
— В какой еще роще?
— Я ранее не говорил, ибо не требовалось. Роща у нас есть священная, дубовая. Там по важным делам собираются ведуны.
— Ясно. И зачем я там?
— Ты ведь ведун. Надо представиться. Да и… понимаешь, вопросы у них есть к тебе. Увлекло их твое сказание о предках. Как и мои пересказы про луну, солнце и прочее. Они хотят тебя попросить рассказать все предание.
— Все не могу.
— Почему?
— Я и сам не знаю, что вложил в мою голову Велес. Давай сделаем так. Мне сейчас в рощу ходить не с руки. Дел столько, что не продохнуть. Что же до рассказа… пойдем. — произнес он вставая. — Я не хотел это раньше времени показывать никому…
Через четверть часа они вернулись на ту же лавочку читать большую легенду, которую сочинил Беромир. Религиозный миф. Основной, если так можно сказать. В котором было все: и творение, и апокалипсис, и спасение. В нем ведун попробовал объединить известные ему научные сведения, местные сказания, во многом отрывочные и противоречивые, а также какую-нибудь стройную мотивационную модель. Заодно надергав всякой эстетики и интересных «фишек» отовсюду, не стесняясь. Ограничиваясь только своими воспоминаниями о реальных культах или даже вымышленных.