Ростов Великий
Шрифт:
Вот и сейчас, продолжал раздумывать Неждан Иванович, куда направляется княгиня? В стольный Владимир, дабы провести тяжелые переговоры с великим князем Андреем Ярославичем. Женское ли это дело — решать важнейшие государственные вопросы, где даже самый влиятельный князь, Александр Невский, от них отступился. Родные братья не хотят выслушивать друг друга. Андрей чересчур ревностно переживает громкую славу Невского, и малейший его совет воспринимает, как давление на его власть, чуть ли не как оскорбление. Ханша Огуль Гамиш (по настойчивой просьбе лютого врага Руси хана Берке) знала, кому давать ярлык на великое княжение. Ее цель — поссорить самого именитого князя (а
Глава 3
НЕЖДАННАЯ ВСТРЕЧА
Дорога пошла под уклон, скатываясь в лощину. Из-под копыт боярского коня летели снежные ошметки жухлого снега. Неждан Иванович, натянув поводья, сдерживал резвого аргамака, а сам озабоченно поглядывал на тройку игривых, быстроногих коней, запряженных в возок. Княгиня Мария была в молодости лихой наездницей, и ей всегда нравилась борзая гоньба. Ох, не занесли бы кони! Дорога лесная и вертлявая, не дай Бог на дерева опрокинуться.
Но на кореннике сидит умелый возница, не впервой ему ретивой тройкой править.
В лощине было тихо и безветренно. Княгиня открыла дверку и, увидев вблизи возка Корзуна, повелела:
— Пора быть привалу, Неждан Иванович.
— Пора, матушка княгиня.
Корзуну дано хотелось спрыгнуть с коня, дабы распрямить спину и размять затекшие ноги. Неждан Иванович ступил к спешившимся дружинникам и приказал:
— Ступайте в лес, добывайте хворост и разводите костры.
Обеденную трапезу проводили на скорую руку: княгиня торопилась в стольный град. На красных угольях костра обычно подогревали (на специальном медном подносе, подвешенном на двух деревянных рогулях) застывшие калачи, пироги, лепешки, сушеное мясо, квас и непременный сбитень [226] в оловянных баклажках — любимый напиток и простолюдина, и купца, и князя.
226
Сбитень — горячий напиток из подожженного меда с пряностями. Он заменял чай, который стал широко применяться на Руси лишь в последней четверти XVII века.
Пока дружинники разводили костры, Неждан Иванович решил пройтись по заснеженному бору. Вдыхая полной грудью хрустально-чистый, живительный воздух и, любуясь высокими красными соснами, боярин незаметно углубился от дороги на треть версты и вдруг… услышал чью-то задушевную, упоительную песню. Корзун замер и прислушался. Голос был женский.
Что за диво дивное? Кто это так чудесно напевает в такой глухомани? Да здесь, как известно боярину, на десятки верст окрест нет ни одного жилья. Как же угодила сюда эта певунья?
И Неждан Иванович тихонько, дабы не вспугнуть, пошел на диковинный голос. И вот, наконец, раздвинув раскидистые мохнатые лапы и, осыпав всего себя мягким, пушистым снегом, он увидел эту женщину, — с луком за плечами и колчаном у пояса. Она, прислонившись
227
Чёботы — меховые сапоги или башмаки.
«Да это же девушка! — еще больше удивился боярин. — Одна, в диком лесу? Колдовство какое-то».
Неждан Иванович даже крестное знамение сотворил. Уж не русалка ли птицей выпорхнула из черного, неведомого омута, и обернулась в дремучем лесу красной девицей? Каких только чудес на белом свете не бывает!..
А лицо певуньи и впрямь пригожее: слегка продолговатое, румяное, с разлетистыми, черными бровями и вишневыми, пухлыми губами.
Неждан Иванович, забыв обо всем на свете, полностью отрешенный, слушал девичью песню, слов, которых, он никогда не слышал. Видимо, девушка пела то, что видела, и что чувствовало своим юным сердцем:
Ах, спасибо тебе, красно солнышко,
За красу твою волшебную,
За день лучезарный и ласковый,
За снега нежные и серебряные…
«Какой райский голос! — невольно подумалось боярину. — Но кто же, все-таки, эта девушка, и как она здесь очутилась?»
Неждан Иванович не выдержал и направился к незнакомке. Девушка, услышав хруст снега, тотчас оборвала песню, и схватилась за лук. Короткий миг — и оперенная стрела, извлеченная из берестяного колчана, оказалась на туго нятянутой тетиве.
Корзун поднял руку:
— Не пугайся, красна-девица. Худа тебе не сделаю.
Любава, кроме Фетиньи и старца Фотея, никогда чужих людей не видела и не испытала страха в своем сердце. Все люди, с коими она шестнадцать лет встречалась, были добрыми и приветливыми.
— Кто ты? — ничуть не робея, спросила девушка, хотя лук не отпускала.
Неждан Иванович остановился в трех шагах и миролюбиво произнес:
— Вдругорядь молвлю: не пугайся. Боярин Неждан Иванович Корзун. Едем с дружиной в стольный град Владимир. Остановились на привал, дабы малость потрапезовать. А я, вот, по бору прошелся и твой чудесный голос услышал.
Любава опустила лук и внимательно глянула на боярина. Лицо, кажись, и впрямь доброе. Такой человек зла не сотворит.
— Так кто ж ты, красна — девица?
— Любавой меня кличут.
— Как, как?.. Господи! — Корзун, от неожиданного потрясения, даже к сосне отшатнулся. — Любава!.. Даже глазами похожа… Любавушка!
— Что с тобой, боярин? — перепугалась девушка. — Даже в лице переменился. — Аль имечко мое чем-то встревожило?
— Ты уж прости меня, красна — девица. Жену мою напомнила. Ее тоже Любавушкой звали… Год назад похоронил.
— Чую, жаль тебе ее.
— Еще как жаль, Любавушка. Жена!
Любава подошла к боярину и слегка коснулась мягкой ладонью лица Корзуна.
— И мне тебя жаль, дядя Неждан… Когда тетя Матрена умерла, я целую неделю плакала.
— Где ж ты живешь, Любавушка?
— Там, — повернувшись назад, неопределенно махнула рукой девушка.
— Это где?
— В деревне Нежданке.
— Не слышал о такой. Далече отсюда?
— Верст пять.
— С кем же ты живешь, Любавушка?
— С маменькой Ариной.