Ростов Великий
Шрифт:
— Ну что, доченька. Всему приходит своя пора. Как ни жаль, но настало время быть тебе за мужем. Завтра купец Глеб Митрофаныч Якурин с супругой своей и сыном Власом свататься придут.
Олеся так и обмерла, лицом побелела.
— Никак, перепугалась, доченька? Дело-то обычное. Семья добрая, богатая и Влас — жених не из последних. Правда, лицом рябоват, ну да с лица не воду пить. Стерпится, слюбится. Якурин — набольший купец в Ростове Великом. Так что через недельку и под венец.
— Тятенька, милый! —
Но Василий Демьяныч был непреклонен.
— Прости, доченька, но дело решенное. Не плачь, всё уладится.
Василий Демьяныч долго сидел подле дочери, пока у той слезы не высохли. Но как только отец вышел из горницы, Олеся встала на колени перед киотом и горячо взмолилась:
— Помилуй меня, пресвятая Богородица, отведи от беды! Прости и помоги мне, рабе грешной!..
Улучив момент, когда отец и Секлетея принялись разглядывать в сундуках приданое, Олеся вышла во двор, а затем, что есть духу, побежала к калитке, коя, на её счастье, оказалась незапертой.
Повезло Олесе и на Соборной площади, где Лазутка подзывал к возку очередного покупателя с поклажей. Увидев Олесю, Скитник бросился ей навстречу, а та, вся запыхавшаяся, тотчас вымолвила:
— Коль люба тебе, увези меня, Лазутка. Борзей увези!
Скитник взял ослабевшую девушку на руки и посадил в возок. Спросил:
— Что стряслось, лебедушка?
— Отец замуж меня выдает. Завтра — смотрины, а через неделю — под венец. Вези борзей! Вон и холоп Харитонка сюда бежит.
— Не догонит!
Лазутка впрыгнул на коня и помчал под угор. Крепость вскоре осталась позади, а впереди — дорога на Переяславль.
«Куда, куда дале? — точила Скитника навязчивая мысль. — Купец Богданов непременно пошлет погоню, для чего возьмет свежих коней с оружными холопами. Его Гнедок, хоть и не плохой скакун, но староват, далеко на нем не уедешь. Вон уже и сейчас натужно храпит, вот-вот загнанный грянется оземь».
Лазутка остановил Гнедка, спрыгнул с коня и подошел к возку.
— Вспять не надумаешь, Олеся?
— Нет, с тобой хоть на край света.
— Но путь будет тяжкий. Отныне мы — беглые люди… Нас повсюду будут искать. Придется нам укрываться в лесных дебрях, то и не каждому мужику под силу. Способна ты на такую жизнь, Олеся?
— Я всё преодолею, Лазутка. Люб ты мне.
Скитник благодарно поцеловал девушку и перекрестился:
— Да помоги нам Бог!
Лазутка взял Гнедка под уздцы и потянул его с дороги к лесу, но вскоре лес стал непроходимым. Скитник освободил от оглобель коня, утащил возок в чащобу, вернулся и молвил:
— Дале пешечком, Олеся.
— И куда ж мы пойдем?
— К избушке Петрухи Бортника.
Почитай, весь день Петруха пропадал в лесу, а когда
Петруха окстился. К добру или к худу? Еще никогда к нему на коне никто не приезжал. Да и немудрено: к его заимке прямой дороги нет, есть лишь едва приметные тропинки, по коим и коня-то трудно провести. Чудны дела твои, Господи! Неуж с княжьего двора за медом? Но мед еще две недели назад отнесен.
В конце каждого лета Петруха приходил в Ростов к тиуну Василька Константиновича и говорил:
— Медок готов.
Тиун снаряжал подводу. Четверо холопов ставили на неё липовые кадушки, торбы и кули с мукой, толокном, сухарями, сушеной и вяленой рыбой, сальными свечами и отправлялись в путь. Верст через двадцать подвода останавливалась, один из холопов, дабы кто не схитил коня, продолжал сидеть на телеге, другие, вместе с Петрухой, следовали узкими тропинками к избе. Здесь липовые кадушки заливали медом и на носилах тащили к дороге. Случалась одна ходка, а то и две, когда был добрый медовый взяток.
Зимовать Петруха остававлся в своей избе, ибо княжьей снеди и других припасов хватало до весны. Зимой Петруха долбил новые колоды, искал бортные деревья с дуплами.
Петруха долго не решался войти в избу, пока из неё не вышел дюжий, могучего вида детина и направился к дровянику. Да это… это, кажись, тот самый Лазутка, с коим стояли на берегу Неро и любовались кораблем. Вот те на! Вдругорядь заявился.
Скитник, увидев Петруху, извинился:
— Ты уж не обессудь, друже. Опять к тебе незваные гости.
— Выходит, судьба, — крякнул бортник, — её на кривых оглоблях не объедешь.
Каково же было удивление Петрухи, когда он увидел в избе девушку. Пришлось Лазутке всё рассказать, после чего Бортник простодушно молвил:
— Живите, места хватит. Опасаться некого. Сюда, окромя медведей, никто не заглядывает. Да и мне с вами повадней будет.
— Спасибо тебе, добрый человек, — поклонилась в пояс Олеся.
Глава 4
В ИЗБУЩКЕ БОРТНИКА
Разнолик сентябрьский денек. То вдруг небо затянется тучами и дождь заморосит, а, глядишь, через час вновь солнце покажется и сразу вся природа оживет, повеселеет. Вот и сейчас солнце проглянуло через косматые вершины сосен.
Вечером, сидя за небогатым столом, Петруха спросил:
— Возок-то надежно ли упрятал, Лазутка? Не дай Бог кто наткнется и заподозрит неладное.
— Не тревожься, Петруха. Возок я в трущобе упрятал… Давно бортничаешь?
— Да, почитай, лет пятнадцать, как отец помер. Он-то много лет на князя мед добывал, а я в Угожах проживал.