Ростов Великий

Замыслов Валерий Александрович

— Любовь, князь. Я всегда буду верна своему мужу.

— Ну и дура. Да сгниет он в земляной яме, даже костей не останется, — не остыв еще от досады, жестко и зло бросил Владимир.

Глаза Олеси сверкнули.

— Не сгниет!

— А я, говорю, сгниет! То в моей воле!

Олеся порывисто шагнула к Владимиру. Сейчас она и впрямь напоминала дикую кошку.

— А я-то, думала, что ты князь добрый, а ты… ты злой, злой!

Князь вспыхнул, глянул на Олесю отчаянными глазами и выскочил из горенки.

* * *

По хмурым глазам юного князя Протас Черток тотчас определил: Владимир Константиныч

чем-то недоволен. Не из-за девки же! Тут князю сопутствовала удача: ни одна из красавиц не посмеет отказать удельному государю. Князь расстроен чем-то другим. Надо его успокоить. Спросил с улыбкой:

— Всё ли слава Богу в охотничьем теремке, княже? Как прошла темна ноченька?

По лицу Владимира пошли малиновые пятна — верный признак гнева.

— Чего ты лыбишься, боярин? Нашел кого подсунуть!

Тигрицу!..Сегодня же отвези девку домой, а отцу накажи, дабы плеточкой её попотчевал. Сегодня же!

Владимир Константиныч был явно не в духе. Давненько боярин не видел такого раздражительного князя. Выходит, с девкой у него не заладилось. Чудеса! Беглая дочь какого-то торгаша, отдалась мужику, потеряла девичью честь, но не сочла нужным покориться самому князю. Слыхано ли дело? Ну и девка…Все его, Чертка, заботы оказались напрасны. Князь теперь не сразу придет в себя. Вся беда в его молодости. Юноши, в таких делах, всегда чувствуют себя униженными и оскорбленными. Нет ничего хуже — быть отвергнутым женщиной. Сейчас нельзя тревожить Владимира Константиныча. Никаких дел к нему, никаких вопросов. Надо выждать время, и оно придет, князь успокоится. Молоденький умок, что весенний ледок.

И впрямь: на третий день князь как будто и не был в охотничьем теремке. Вызвал боярина и весело молвил:

— Завтра собираюсь к брату в Ростов. Возьму с собой три десятка дружинников. Упреди и отбери, боярин.

У Протаса екнуло под ложечкой: сейчас решится его судьба.

— А мне где прикажешь быть, князь?

— Тебе?.. Ты ж у нас воевода. Женке моей прикажешь город оберегать? — негромко рассмеялся князь. — На тебя Углич оставляю, на тебя! О том при боярах и Гордиславе молвлю. Скликай Думу!

По лицу Чертка пробежала довольная улыбка, Вот и сбылась его мечта: не высокомерная полячка, а он будет управлять Углицким княжеством в отсутствие Владимира. Гордислава, конечно же, будет взбешена, но к ее крикам бояре начинают привыкать. Давно пора ее поставить на место.

Глава 8

КНЯЖЬЯ ЩЕДРОСТЬ

Лазутку в железах везли на телеге четверо гридней, кои должны были присоединиться в Ростове к княжеской дружине. Сумрачно было на душе Скитника. Надо же было так судьбе повернуться. Воистину сказывают: беду и на кривых оглоблях не объехать. И не чаял Лазутка, что в Угличе судьба придет, ноги сведет, а руки свяжет. Счастье прахом разлетелось. А ведь как славно в городе зажили! С Малеем и Прасковьей сдружились, а затем Никитушка родился, домницу к кузне пристроили, Малей заветный уклад отковал, коего, почитай, и на Руси еще не было. Уж такой веселый кузнец ходил!.. И вдруг великого умельца батогами исполосовали и еле живого в поруб кинули. Едва Богу душу не отдал. Жаль кузнеца и обидно: такого мастера едва живота не лишили. И за что? Только за то, что его с Олесей в свою избу принял, «преступников-де». Да какие они с Олесей преступники, коль полюбили друг друга. Аль за то

так можно жестоко наказывать? По «Русской правде» Ярослава в поруб-де кинули. Да какая же, к дьяволу, эта правда! Ее князья выдумали, дабы народ за малейшую провинность в узде держать. Чуть что — и в земляную тюрьму. Вот и отец когда-то пострадал. Вишь ли, на княжеского вирника руку поднял, по его жирной харе шмякнул. Вирник целую неделю село внаглую обирал, вместо одной виры — три взял, как липку мужиков ободрал. Вот и не выдержал отец. Семь лет в порубе гнил. Где ж тут справедливость? Правда твоя, мужичок, а полезай-ка в мешок. Худые законы на Руси!

Лазутка серчал, зло гремел железами. Гридни покрикивали:

— Потише, ямщик. Буде цепями звякать. Надоел!

— Вас бы так, — сверкал глазами Лазутка. — Ни за что, ни про что — в железа да на суд княжой.

— Упаси Бог, — незлобиво отвечали гридни, с любопытством поглядывая на могутного молодого мужика. Силен! Не зря воевода Черток упреждал:

— Везите с пристрастием. Окуней носом не ловите. Сей бунтовщик силы непомерной, может и оковы развалить. Глаз не спускайте!

Не спускали, но особого «бунтовщика» в Лазутке не усматривали. Каждый ведал, что ямщик взят в поруб на полюбовном деле. Даже подшучивали:

— Слышали, что красаву свою из купецкого дома выкрал. Чудак! Поклонился бы купцу да бочонок меду поставил, вот и миловался бы со своей девахой.

— Воистину. Да кто ж, дурень, девок на Руси крадет? Ну, чистый половец.

— Буде зыбы скалить! — продолжал греметь цепями Лазутка. И чем дальше он отъезжал от Углича, то всё тоскливей становилось на его сердце. Как там Олеся с Никитушкой? Где они?

Он ничего не ведал о судьбе жены и сына, и это всего больше тревожило и изматывало его душу.

Дважды за день гридни останавливали подводу, коей управлял один из княжьих конюхов, сходили с лошадей и принимались за снедь. Совали лепешку и ямщику.

— Пожуй, грешник!

А когда румяное солнце завалилось за лес и наступили сумерки, гридни приказали вознице съехать на опушку.

— Тут и заночуем, — молвил старший из дружинников, коего звали Филатом.

Вскоре на опушке запылал костер. Не успели гридня развязать седельные сумы, дабы поснедать на сон грядущий, как услышали на дороге дробный цокот копыт.

Филат насторожил уши, приказал:

— Опоясаться мечами и на коней.

Дружинники ведали, что по ночам иногда шастают разбойные ватаги. На дороге завиднелся десяток вершников. Раздался молодой, зычный голос:

— Двинем, братцы на огонь!

— Мечи из ножен! — неустрашимо приказал Филат.

Десяток вершников взял в кольцо четверых гридней; те, с напряженными лицами, вгляделись в незнакомцев. Молодые, в цветных кафтанах, при мечах.

— Кто такие? — всё тем же голосом вопросил один из вершников.

Пламя костра высветило плечистого, статного наездника в ярко-красном кафтане и в собольей шапке с малиновым верхом; лицо слегка продолговатое, с короткой русой бородкой.

— А ты кто? — не снимая руки с меча, спросил Филат.

Вершник, в ярко-красном кафтане, оценивающе оглядел «супротивника», усмехнулся.

— Никак, гридни князя Владимира. Куда это вас черти понесли?.. Да снимите руки с мечей. Я — боярин Неждан Корзун.

Гридни духом воспрянули, повеселели, слезли с коней. Кто ж не ведает любимого боярина князя Василька Константиныча!