Рота, подъем!
Шрифт:
– Да так, как ты город знаешь, действительно непонятно, кто у кого. Почему мы должны ехать вокруг, если есть прямая дорога?
– Там не проедешь, там правительственные дачи.
Мы стояли на остановке в ожидании автобуса и от скуки начали маршировать в ногу.
– Кругооооом, арш!
Резкий поворот кругом, три шага. Кругооом, а-арш! И одновременно, лицом к лицу мы столкнулись с внимательно наблюдающим за нами майором. Рука автоматически начала подниматься для отдания чести, но я ее остановил. Загар кистей рук и шеи заканчивающийся чуть ниже кадыка говорил о нашем непосредственном отношении к армии.
– Что,
– Так точно, товарищ майор.
– Где служили?
– Гвардейская учебно-танковая дивизия в Коврове. Мотострелковый полк.
– Чем заниматься будете?
– Учиться. Но это с осени, а пока – гуляем.
– Славно вам погулять, ребятки. До свидания, – махнул рукой к фуражке майор и сел в подошедший автобус.
– Хороший нам майор попался, – сказал Сашка.
– А он все равно не мог бы ничего нам сделать. Для него мы гражданские, нас только менты имеют право проверять.
– Так у нас только комсомольские билеты. Мы чего, с комсомольского собрания едем?
– Сплюнь, нам лучше не попадаться при любом раскладе.
Сашка был заядлым футболистом. И не болельщиком, а тем, кто любил побегать, погонять мяч. Все свободное время он носился в соседнем дворе. Своих московских родственников мне видеть не хотелось, да и кататься по городу я не имел большого желания, и я целые дни проводил напротив большого телевизора Сони.
– Ты только порнуху не включай днем, а то предки…
– У тебя еще и порнуха есть?
– Внизу, под телевизором посмотри. Там все есть.
Порнухи было немало. Я бы даже сказал, что она составляла большую часть имевшихся у семьи Денискиных видеокассет, и за часы сидения у телевизора в шикарном кресле с широкими ручками, уложив пульты от видео и телевизора рядом с собой, я смотрел все подряд, чувствуя себя богачом из фильма. Ощущение отсутствия денежного ограничения вызывала во мне волнительные чувства. Нет, я не завидовал Саше и его семье. Я не мечтал о таких вещах, но не могу скрыть – мне было приятно ими пользоваться. Я получал наслаждение оттого, что эта техника слушается моих указаний, передаваемых посредством маленьких кнопочек на больших пультах дистанционного управления. Я отметил про себя, что через месяц, два они могли бы стать для меня совершенно обычными домашними коробками, так как видел реакцию Денискина, но в данный момент я расслаблялся и отдыхал от всего, что меня окружало последний год, наслаждаясь недоступным.
Утром пятого дня надо было решать, во сколько мы возвращаемся.
– Поехали сейчас, – сказал Сашка. – Я только во двор сбегаю, еще часок в футбол поиграю…
– Играй до обеда, поедем ближе к вечеру, меньше шанса, что нарвемся на патрули.
Выехали мы поздно. Сашкин отец привез нас на вокзал, выяснил время отправления электрички в направлении Владимира, и мы выскочили из машины за три минуты до отправления. Влетев, в практически отходящую электричку, мы быстро начали передвигаться через вагоны, стараясь отойти как можно дальше от здания вокзала, откуда могли появиться ненавистные патрули. Особой необходимости в этом не было.
Но мы не могли остановиться. Срабатывал инстинкт самозащиты от того, что могло принести непредвиденные неприятности.
Через несколько часов мы прибыли во Владимир.
– Сань, –
– Какая?
– Электричка уходит только в 00: 10, а это уже завтра, то есть срок действия командировочного закончится.
– Чего делать будем?
– Мы тут можем спрятаться в туалете, но если в Коврове нарвемся на патруль, то кранты.
– Ну, придумай что-нибудь. Ты уже несколько раз придумывал.
– Любая новая идея – это хорошо отработанная старая. Пошли.
И я направился в сторону комнаты военного коменданта железнодорожной станции. Снаружи, около входа в помещение, над которым висела соответствующая надпись, курили, тихо переговариваясь, два наряда патрулей.
– Комендант у себя? – спросил я, подходя и поднимая руку к фуражке.
– Только дежурный, – ответил опешивший прапорщик, сразу забыв проверить у меня документы.
Мы вошли внутрь.
– Товарищ лейтенант, – громко выпалил я, испугав молоденького, сидящего за столом лейтенанта с двумя перекрещенными пушками в петлицах. – Гвардии сержанты Ханин и Денискин прибыли для дальнейшего следования в город Ковров.
– Ну, хорошо, – промямлил лейтенант. – Следуйте.
– Товарищ лейтенант, что нам делать? У нас командировочное до двадцати четырех ноль-ноль, а электричка только в начале первого.
– Я скажу патрулям, чтобы вас не трогали…
– Это мало. Мы же приедем в Ковров, а командировочное закончилось…
– И чего же мне делать? – лейтенант, первый раз попавший в такую ситуацию, был явно озадачен.
– Поставьте нам печать о прибытии и отбытии.
– Куда? Как? Зачем? – мысли лейтенанта явно путались.
– Прибыли 27 июня. Убыли 28 июня. Печать. Подпись. Ведь первый час – это уже двадцать восьмое?
– Двадцать восьмое.
– Вот наши командировочные. Вот сюда.
И лейтенант хлопнул нам печати "Прибыл", "Убыл" в командировочные удостоверения, проставив нужные даты.
Поблагодарив дежурного, мы направились в кафе, где и дождались нашей электрички, на которой благополучно прибыли через несколько часов в Ковров. А еще через тридцать минут мы, уставшие от дороги и переживаний, тихо спали в своих койках, вспоминая во сне хорошо проведенные дни в Москве.
День рождения
Изменения за дни нашей командировки были поистине грандиозные.
Командир роты еще значился на должности, но во время его отсутствия, обязанности ротного ревностно исполнял лейтенант Салюткин. Последние
"дембеля" распростились с армейской службой, и часть сержантов в батальоне перераспределили, в результате чего у нас добавилось
"дедов" из других рот. Все мы, конечно, были знакомы, но одно дело видеться, другое дело – служить в одном подразделении. Исполняющим обязанности старшины был назначен "дед" – старший сержант Бугаев, минчанин крепкой наружности, так ни разу и не побывавший дома за время службы. Увидеть дом ему хотелось до ужаса, и он готов был землю грызть перед Салюткиным, который, утверждая, что его вот-вот официально назначат командиром третьей роты, обещал Бугаеву краткосрочный отпуск на Родину за его, "бугаевскую", вечную преданность. "Бугай" искренне верил обещаниям лейтенанта и старался изо всех сил.