Рота стрелка Шарпа

Корнуолл Бернард

Ветер был заодно с дождём. Он подхватывал тяжкие струи, и с удвоенной силой швырял вниз, он хватал за полы шинели, превращая солдат в жуткие подобия летучих мышей.

Рытьё не прекращалось всю ночь, всю ночь не прекращался дождь. Холодным сырым утром французские канониры выползли из своих тёплых сухих убежищ и увидели змеящуюся по вершине Сан-Мигеля полосу свежей земли. Тогда они открыли огонь. Снаряды летели надо рвом, над гласисом, над заводью и врезались в земляной бруствер. Работы приостановились — параллель была ещё слишком мелкой, чтобы защищать от снарядов. День напролёт струи воды и французские снаряды возвращали землю туда, откуда англичане её упорно извлекали ночью.

И снова

они махали лопатами ночь напролёт: без перерыва, до стёртых в кровь ладоней. В ботинках хлюпала грязь, форма отяжелела от впитанной влаги, потому что небеса прорвало, будто перед всемирным потопом. Французские пушки вели беспокоящий огонь, и нередко слякоть окрашивалась красным, но всё же дело продвигалось.

Когда глубина траншеи стала достаточной, чтобы работать днём, измученные батальоны отвели на отдых, а их место заняли другие. В числе прочих и Южно-Эссекский без оружия и ранцев направился за своей порцией работы, грязи и орудийной пальбы. Шарп остался в тылу с двумя дюжинами солдат охранять обоз. Иногда до них доносился гром французских орудий, приглушённый непогодой и расстоянием. Шарп терпеть не мог сидеть без дела. В конце концов, он назначил старшим немолодого сержанта, а сам пошёл к параллели.

Бадахос смотрелся тёмной скалой в море воды и слякоти. Стены его окаймляло грязное кружево порохового дыма, прокалываемое юркими иглами пушечных выстрелов. Противник сосредоточил огонь левее Шарпа, там, где целый полк готовил позиции для британской артиллерии. На глазах у стрелка ядро врезалось в земляную насыпь, расщепило габион [7] и взорвалось в толпе солдат. Кроме обычных орудий, французы опробовали свои гаубицы, толстые короткие стволы которых выплёвывали снаряд высоко вверх, так что тонкий дымок горящего запала скрывался в низких тучах. Оттуда ядра обрушивались на влажный склон, чаще всего просто зарываясь в почву (из-за потушенных грязью или дождём фитилей), но несколько штук всё же сработали в облаке чёрного дыма и осколков. Впрочем, вреда они не причинили, не долетев до британских позиций, и французы прекратили огонь из гаубиц, решив приберечь заряды для второй параллели, что должна была готовиться ниже по склону и, соответственно, ближе к стенам.

7

Габионы — плетёные высокие корзины, набитые грунтом, служащие укрытием от огня вражеской артиллерии. — Прим. пер.

Южно-Эссекский Шарп нашёл на северном конце параллели, там, где откос плавно переходил в речной берег. Орудия, поставленные здесь, могли бы обстреливать замок, казавшийся величественным и неуязвимым на своём скальном основании. Хорошо виден был люнет Сан-Роке, упоминавшийся Хоганом, прикрывавший дамбу через Роильяс на этом берегу и бастион Сан-Педро на восточном… Уничтожь англичане дамбу, заводь обмелела бы и грядущий штурм бреши значительно облегчился.

Прямо перед носом Шарпа из траншеи выскочил человек. Это был сержант Хейксвелл. Встав на краю окопа, он сквернословил в адрес работающих солдат:

— Копайте, разгильдяи! Здесь армия, и вам, сифилитическим свиньям, никто отлынивать не даст! Так что двигайте мослами, рохли!

При этом он бдительно поглядывал по сторонам, примечая недовольных подобным обращением, и увидел Шарпа. Сержант отдал честь, рожу скривило судорогой:

— Сэр! Лейтенант, сэр! Решили помочь нам, сэр? — Он мерзко захихикал и вновь повернулся к Лёгкой роте:

— Живее, ленивые коровы! Копайте!

Упоённый звуками собственного голоса, он наклонился над траншеей и потерял осторожность. Его толстый зад был так

открыт и беззащитен. Шарп не удержался. Он, конечно, понимал, что так не подобает поступать офицеру, что он не должен этого делать, но он отвел ногу назад и с огромным удовольствием отвесил Хейксвеллу пинка. Тот заорал и, молотя конечностями, с размаху шлёпнулся в жижу на дне окопа. Лёгкая рота разразилась хохотом. Сержант барахтался в грязи, с ненавистью глядя на Шарпа. Стрелок помахал ему рукой:

— Мои извинения, сержант. Я поскользнулся.

Поступок был дурацкий и неосторожный, но, во-первых, он напомнил роте, что всё ещё на их стороне, а, во-вторых… Да к чёрту «во-вторых», ему просто приятно было это сделать!

Собираясь уходить, Шарп наткнулся на выбирающегося из траншеи капитана Раймера. Если Раймер и видел, что произошло, вида он не показал. Наоборот, капитан вежливо кивнул стрелку:

— Ненастный денёк!

Надо было поддержать разговор, и Шарп, указав на окоп, ляпнул первое, что пришло в голову:

— По крайней мере, рытьё траншей не даёт замёрзнуть.

Уже заканчивая фразу, стрелок сообразил, что Раймер может расценить его слова как предложение взять лопату, и поправился, впрочем, тоже не слишком удачно:

— Одно из преимуществ офицерского звания, э-э?

Ему трудно было заставить себя называть Раймера «сэр». Раймер не обиделся:

— Солдаты ненавидят копать.

— Вы бы на их месте тоже.

Капитан никогда не задумывался над этим. Он родился в приличной семье в Раймсе, Уолтем Кросс, а это не располагало человека к мыслям о физическом труде. Раймер был привлекательным молодым человеком с ухоженными волосами и ногтями. Он очень нервничал в присутствии Шарпа. Сложившаяся не по его вине ситуация ему не нравилась. Он со страхом ждал обещанного полковником Уиндхэмом скорого возвращения в роту уже не капитана, а лейтенанта Шарпа. Полковник уверял, что причин для беспокойства нет: «Всё утрясётся. Вы освоитесь в роли командира, и Шарп вам очень пригодится в бою.» Раймер предпочитал так далеко в будущее не заглядывать.

Он посмотрел на высокого стрелка со шрамом на щеке и глубоко вздохнул:

— Шарп?

— Сэр? — Рано или поздно это слово придётся произнести.

— Я хотел сказать…

Что именно хотел сказать Раймер Шарпу осталось неизвестным. Французское ядро просвистело в воздухе и грянулось о землю. Шарп среагировал мгновенно: схватив замершего на полуслове капитана, он толкнул его в траншею и скатился следом. Вовремя. Новый снаряд взорвался, разбрасывая куски металла и комья земли. За ним последовали другие. Казалось, все пушки замка, восточной стены, Сан-Педро и Тринидада открыли огонь по северной сотне метров траншеи.

Солдаты прекратили работу. Обстрел этой части параллели был бессмысленным и вызывал недоумение. Шарп высунулся из-за бруствера и увидел улепётывающий в их сторону конный разъезд. Раймер выглянул рядом со стрелком:

— Что происходит?

Всадники перемахнули окоп над их головами, костеря врага на все лады. Шарп повернулся к Раймеру:

— У роты есть оружие?

— Нет, был приказ оставить его в тылу.

— А у кого есть?

Раймер задумался:

— Гренадёры рядом. У них есть. А в чём дело?

Шарп ткнул пальцем в сторону крепости. От форта, стерегущего дамбу, тянулась цепочка людей. Синие мундиры делали их неприметными в хмуром свете дня. У Раймера отвисла челюсть:

— Это… это что?

— Что, что… французы!

Противник быстро приближался, нацеливаясь уничтожить недостроенную параллель. Вражеские канониры прекратили огонь, боясь попасть в соотечественников. Вражеские солдаты изготовились к штыковой, завопили и бросились вперёд.

ГЛАВА 12